Война самураев - Кейра Дэлки Страница 9

В Хонгу Тоба-ин прибыл уже на рассвете, пройдя сотню каменных ступеней в тот самый миг, когда солнце позолотило реющий на подворье флаг. На флаге был изображен трехногий ворон Ята-но-карасу, который, по преданию, вел первого императора Дзимму Тэнно покорять восточные земли. Тоба-ин почтил его поклоном, уповая на божественное наставление.

Затем он проследовал к главной молельне, где вознес молитвы и пожертвования великим богам синто — Аматэрасу, Сусаноо, Идзанами, Идзанаги, а также Сёдзё-дайбосацу. Внезапно, к его удивлению, посреди стены возникла детская рука с обращенной кверху ладонью. Затем ладонь перевернулась книзу, снова кверху и опять книзу. Так продолжалось несколько минут, пока рука с ладонью не исчезла.

Тоба-ин был так поражен, что тут же велел вызвать монаха, который сопровождал его в путешествии.

— Только что мне было явлено чудесное знамение, и я хотел бы узнать, что оно означает. Нет ли здесь божьего человека, посредством которого можно обратиться к небожителям?

Вскоре к нему доставили лучшую в святилищах Кумано провидицу — отроковицу семи лет, известную кротостью и красотой. Тоба-ин повелел ей истолковать для него смысл видения. Провидица согласилась. Долго она читала молитвы и вдыхала священные благовония, дабы призвать ками, но даже по прошествии полудня божество не дало о себе знать.

Вскоре пред ликом Тоба-ина предстали восемьдесят ямабу-си, горных отшельников-ведунов, и принялись вместе распевать Великую сутру Высшей Мудрости. Провидица присоединилась к, молению, простираясь ниц и упрашивая божество овладеть ею. Наконец, после многих часов, она неожиданно села, и в детских чертах ее произошла удивительная перемена — сквозь них проступил облик древней старухи. Девочка повернулась к Тоба-ину и протянула руку — сначала ладонью вверх, а затем повернув ее вниз.

— Об этом ты хочешь узнать? — опросила она незнакомым голосом.

— Да, да! — воскликнул Тоба-ин. Он бросился на колени, молитвенно стиснув руки. — Прошу, объясни мне, что это значит!

— Значит это, о несчастный, что едва увянет листва на деревьях осенью нового года, увянешь и ты. Последний год тебе отпущен в мире бренности. И после уж не будет в Японии покоя и мира — ждут ее перемены столь частые, как повороты этой ладони.

Тоба-ин побледнел, на глаза навернулись слезы.

— Последний год? Неужели я умру? Провидица важно кивнула:

— Готовься.

— Но… что-то ведь можно сделать, предложить пожертвование, чтобы продлить мою жизнь, так?

— Судьба твоя записана в Книге Небес, и слова эти уже не сотрешь. Никто не в силах ничего изменить.

Тут к посреднице вернулся прежний облик маленькой девочки, словно дух покинул ее, и она упала без сил.

Когда ее вынесли из покоев государя-инока, монахи и свита простерлись перед ним ниц в знак глубокой скорби.

Тоба-ин продолжил поклонение, произнося священные обе-ты-гохэй [15], последние в его жизни. Он молился великим ками и Будде, чтобы возродиться в раю, чтобы Го-Сиракава стал достойным и почитаемым императором. Совершив же все возможные обряды и молебны, Тоба-ин удалился в столицу.

И действительно, поздней весной нового года, первого года эпохи Хогэн, Тоба-ин занемог. Одни говорили, что болезнь его вызвана утратой любимого сына, Коноэ, другие — что его постигла кара за бездумные выходки наложницы. Но те, кто был с ним в Кумано, знали: просто пришел его час, предначертанный Небесами.

К лету Тоба-ин сделался так плох, что государыня Тайкэн-мон-ин постриглась в монахини, чтобы молить Будду о его выздоровлении. Разумеется, и это не помогло. В начале осени, как и сказала провидица, Тоба-ина не стало. Говорили, будто небо в тот день потемнело и померкли светила, а жителей Хэйан-Кё поразила такая скорбь, словно каждый оплакивал отца или мать.