Девушка у обрыва - Вадим Шефнер Страница 9

Через несколько дней после «марочного бунта» Андрей пришёл ко мне в гости. Вид у него был грустный.

– Говори, что такое случилось? – спросил я его. – Опять очередной неудачный опыт? Пора бы тебе привыкнуть к неудачам. Ты в них как рыба в воде.

– Нет, неприятность другого рода, – ответил Андрей, пропустив мою шпильку мимо ушей и не оценив скрытого в ней каламбура. – Ты понимаешь, на общем собрании я рассказал о своём поступке, о том, что обругал девушку…

– Ну ещё бы ты умолчал об этом! Скрывающий плохое – лжёт… Что же решило общее собрание?

– Решили наказать меня охотой. Я должен отправиться в Лужский заповедник и убить одного зайца. Их там развелось очень много, и они портят плодовые сады в окрестностях заповедника.

– Неприятное дело, – поморщился я. – Но это заслуженное наказание. Только подумать – объявить девушке, что она – кикимора!

– Ты не полетел бы со мной туда, в заповедник? – спросил Андрей. – Как-то тоскливо идти на это дело одному. Задание я, разумеется, сам выполню.

Я вспомнил, что один Студент рассказывал мне, будто Смотритель этого заповедника – глубокий старик, знает старинный фольклор, древние заклинания, прибаутки и бранные слова. «Может быть, мне удастся пополнить мой СОСУД», – подумал я и согласился сопровождать Андрея. Андрей ушёл обрадованный моим решением.

В тот же час я сообщил Нине, что завтра улетаю на один – два дня, и попросил её не прерывать работы над сбором материала для «Антологии». Но, узнав, что я отправляюсь в заповедник, Нина тоже захотела лететь со мной.

– Как, ты хочешь видеть, как убивают зверей? – удивился я. – Вот уж не ожидал!

– Да нет, что ты! – возразила Нина. – Просто я хочу побыть среди природы. И лишний раз посмотреть на живых зверей.

– Ну это другое дело, – сказал я. – Тогда завтра утром я зайду за тобой.

В глубине души я был очень рад, что Нина решила отправиться со мной в заповедник. Я решил, что дело тут не в природе, а во мне. Быть может, она ждёт от меня объяснения… И ради этого она даже согласилась отправиться на охоту. Для Людей охота давно перестала быть удовольствием и превратилась в неприятную обязанность, которая возникала время от времени, когда зверей в заповедниках становилось слишком много. С тех пор как на Земле навсегда прекратились войны и исчезли нищета и социальное неравенство, нравы Человечества смягчились и преступность сошла на нет. Перестав быть жестокими друг к другу, Люди изменили и своё отношение к животным. Ещё задолго до моего рождения вышел всемирный закон, запрещающий производить опыты над животными, – их теперь вполне заменяют электронно-бионические модели. Держать зверей в неволе, в так называемых зоологических садах, было признано жестоким, и зоосады были раскассированы. Это никого не огорчало, так как совершенство и быстрота путей сообщения позволяли каждому увидеть зверей в местах их естественных обиталищ – в заповедниках. Человек уже не нуждался в охоте – ни ради мяса, ни ради шкур, ни даже ради мехов. Звериные меха давно заменила синтетика, и синтемы (синтетические меха) были теперь гораздо красивее и теплее естественного меха. Таким образом, экономическая нужда в охоте давно отпала, а морально она теперь Человеку претила, как всякое насилие и убийство. Помню, когда мы в школе проходили старинных классиков, мы всегда с удивлением читали превосходно написанные сцены охоты. Нам казалось странным это любование жестокостью.

На следующее утро я направился к Нине. Она жила не в общежитии, а дома, вместе с матерью. Отец Нины погиб во время подводной экспедиции, и хоть произошло это давно, но у Нининой матери порой бывал такой вид, будто это произошло только вчера. Однако в доме у них было уютно, мне нравилось бывать там. В то утро и Нина и её мать встретили меня, как всегда, приветливо. Это утро запомнилось мне хорошо, потому что именно с этого дня в моей и Нининой судьбах начались большие изменения.

– Вам надо поесть как следует перед дорогой, – сказала мне Минина мать. – Там, в университетской столовой, вы едите то, что предлагает вам САВАОФ, а у него фантазия небогатая. Я же сама программирую наш ДИВЭР [14], и он накопил уже большой опыт.

– Я с удовольствием поем домашней еды, – согласился я. – Закажите, пожалуйста, ДИВЭРу две синте-бараньих отбивных.

– Заработайте своим трудом эти отбивные, – засмеялась Нинина мать. – Спрограммируйте агрегат сами. Идёмте, я вас научу. Ведь когда-нибудь на ком-нибудь вы женитесь, и это вам пригодится.

Она повела меня в кухню. При нашем приближении ДИВЭР вышел из ниши и протянул нам подобие металлической ладони, на которой была видна клавиатура с изображением цифр, букв и значков.

– Вот баранина для вас, – сказала Нинина мать, нажимая на какие-то значки и буквы, – а вот телячья отбивная для Нины. Всё это так просто.

ДИВЭР опустил руку и застыл в позе готовности.

– А это не опасно – лететь на охоту? – спросила Нинина мать. – Я так боюсь за Нину, она такая неосторожная, вся в отца.

– Не беспокойтесь, я не взял бы её с собой, если бы это было опасно, – ответил я.

– Да-да, вы правы. Когда она с вами, я за неё спокойна. Вы Человек выдержанный и рассудительный…

– К этому меня обязывает моя профессия, – скромно ответил я.

– Я хотела бы, – призналась Нинина мать, – чтобы у Нины был муж безопасной профессии, вроде вашей… Однако покинем кухню, а то мы не даём ДИВЭРу работать.

Мы вышли из кухни, и ДИВЭР принялся за работу. При людях работать он не мог, ибо был снабжён эффектом стыдливости. За все минувшие века женщинам настолько надоело возиться в кухне, приготовляя обеды и моя посуду, что теперь это дело считалось неэстетичным, и при Людях ДИВЭР не действовал, дабы не портить им настроения. Если вы входили в кухню, он прерывал работу в ожидании ваших указаний. Получив же их, он почтительно ждал, когда вы уйдёте, чтобы приняться за дело.

Мы вернулись в комнату, и Нина завела разговор об «Антологии забытых Поэтов» и о том, что надо включить стихи Вадима Шефнера.

– А что он за Человек был? – спросила Нинина мать. – Он не был Чепьювином?

– Этого я сказать точно не могу, – ответил я. – Вот Чекуртабом [15] он был определённо: у него в стихах где-то упоминаются папиросы. Но вполне возможно, что он был и Чепьювином. От этих забытых Поэтов Двадцатого века всего ожидать можно.

– О Людях нужно судить по их достоинствам, – а не по их недостаткам, – заявила вдруг Нина.

– Это ненаучный подход, – возразил я. – Для меня и моей науки важно не только то, что Писатель написал, но и то, как он вёл себя в быту.

– Как вы правы! – воскликнула Нинина мать. – А скажите, этот Светочев, с которым вы отправляетесь на охоту, – уравновешенный Человек? Ведь от Человека, которого так строго наказали, можно ожидать самых неожиданных поступков.