Превосходство Неодаренного. Том 1 и 2 - Дмитрий Ра Страница 9

Второй этап выполнен, магистр.

Нехитрыми манипуляциями с «поднимающейся комнатой» определяю, что живу на шестом этаже. Нахожу свою берлогу, проверяю ключ. Подходит. Слышу, что за дверью кто-то стоит. Открываю дверь и…

— Константин! — кричит женщина лет сорока.

Высокая, длинноволосая блондинка, лицо строгое, но привлекательное. Немного морщинок. Кидается обниматься. Пахнет парфюмом. Слишком сильно пахнет.

Полагаю, это и есть моя мать. Или жена?

— Господи, ты почему не отвечал на телефон?! Я уже обзвонилось! С работы отпросилась! Пришлось и в школу звонить! Мне сказали, что ты уже едешь домой и тебя… тебя… понизили за драку?! Боже, Константинчик, что случилось?!

Да не кричи ты, женщина. Так, придется вспомнить уроки актерского мастерства.

— Телефон разрядился, — говорю я, уткнувшись носом в сочную грудь.

Мама отрывает меня от себя, осматривает:

— Боже ты мой! Что у тебя с лицом?!

Медленно и незаметно выдыхаю. Нужно говорить кратко, чтобы не вызвать подозрений:

— Подрался.

— Не может быть. Я вообще не поверила Георгию Александровичу. Он сказал, что ты кого-то избил. Ерунда какая-то. Тебя побили, Константинчик? Пойдем, я обработаю рану… ох…

Хм. Ну пусть так. Похоже, это больше вписывается в ее представление меня.

— Немного. Не надо обрабатывать. Все уже прошло.

— Божечки… опять… А если у тебя сотрясение?! Я вызову врача.

— Меня уже осмотрели в школе, — вру я. — Сказали, что царапина.

— Ничего себе царапина! Да ты весь распух! Но ладно, раз так сказали…

Мама суетится:

— Я подогрею чая. Все мне расскажи, хорошо, сынок?

Паникершка уходит на кухню, а я снимаю ветровку, инстинктивно хочу скинуть сумку с плеча. С интересом замираю, нащупав пустоту — свои вещи я оставил в школе. А мое новое тело помнит об этом лучше, чем я.

Осматриваю свое жилище.

Негусто.

Мерзкие и приторные рисунки на стенах. Что это? Бумагу наклеили прямо на стену? Шкаф для одежды обшарпан, дверка скрипит так же противно, как и пол.

Снимаю обувь, кладу на стойку. Замечаю, что тут четыре размера обуви. Женская — больших размеров. Это матери. Есть мужская, но меньше, чем у меня. И снова женская, но совсем мелкая. Интересно.

Иду за матерью. Мд-а, трапезная не сильно отличается от прихожей. Здесь явно требуется обновка. Всего.

Сажусь за стол, жду, когда мама подаст трапезу.

Кружка с травяным настоем и… круглые хлебцы? Похоже сегодня я останусь голодным.

— Сейчас пельмени отварю. Ну? — подсаживается мама. — Рассказывай.

Ну что ж. Была ни была. Стараюсь говорить, как можно более нейтрально. Не выражать никаких лишних эмоций. Иначе вряд ли попаду в характер бывшего носителя этого тела. Пока говорю, мама напряженно меня рассматривает.

Это плохо. Меня уже подозревают?

Ладно, это ожидаемо. Но в конце концов, мало ли какой у меня стресс от пережитого ужаса.

Историю я немного изменяю. Но в целом рассказываю, что меня побили, хотя я сопротивлялся. А потом засранцы поскользнулись на моих слезах и разбили себе нос. Моя история должна быть схожей с историей директора. По-любому, он ей все рассказал.

— Понятно… значит они издевались над тобой и сами же ударились, свалив все на тебя?

— Ну да, — киваю, отхлебывая чаек. — Как-то так.

— Сволочи буржуйские, — бубнит мама и озабоченно осматривает меня. — Болит?

— Нет. Мне повезло, наверное.

— Повезло, да? — еще сильнее напрягается мама. — Ты уверен, что с тобой все хорошо? Может все-таки скорую вызвать? Давай я тебя осмотрю.

— Да все хорошо. Честно.

Я отхлёбываю из кружки. Мало ли что на моем лице читается, так хоть за кружкой спрячусь. Кстати, хлебцы весьма неплохи для своего внешнего вида. Удивлен.

Недолгая пауза.

— Ладно. Это, конечно, хорошо… Но, может… хочешь поплакать?

Еле удерживаю чай во рту. Что? Серьезно? Поплакать? В Варгоне в этом возрасте я уже убивал и точно пережил одну пытку инквизиторов. И не помню, чтобы плакал хоть раз. Орал, да. Но не плакал.

Заставляю себя улыбнуться:

— Да что-то не хочется.

— Хм… ну ладно… Хочешь может… что-нибудь? Кстати, тебя правда понизили до первого этажа?

Да хватит ты на меня так смотреть, женщина.

— Да.

Женщина бледнее, стареет лет на десять:

— Ну… ничего. Мы это переживем. Лишние два года. Мы справимся. Я договорилась с начальством. Мне разрешили подрабатывать еще по воскресеньям. Главное, что ты цел.

Поразительная семья. Получается, я живу за счет этой леди? Странно, что предыдущий хозяин этого тела не повесился от стыда.

— Я бы отдохнул… мам.

— А, да-да, конечно.

Мама подскакивает, хватает меня под руку, словно я калека.

— Пойдем, мой сладкий.

Первый раз в этом мире тошнота подступила к горлу. Я — сладкий? Серьезно?

Мама чуть ли не за ручку отводит меня в комнату с ковром на стене и плакатами какого-то мужчины с татуировками по всему телу. Он кривляется, высунул язык. Написано «Моргенштерн». И почему эти картины здесь висят? Что приятного в созерцании мужиков? Особенно таких. Ладно бы красивая женщина.

Быстро осматриваюсь. Два шкафа, два стола. Двухъярусная кровать. Все пошарпанное. Куча разбросанной одежды. И даже трусы с носками. За одним из столов сидит мальчишка лет пятнадцати. Курносый, тощий, в грязных обтягивающих штанах и майке, немного ускоглазый. Рядом с ним три тарелки и пять кружек.

— Марк! — возмущается мама, усаживая меня в кровать. — Сколько тебе еще раз сказать убраться в комнате?

— Мам, я в данже, выйди!

Мальчишка с выпученными глазами пялится в коробку с движущей картинкой и лупит пальцами по доске с кнопками. Это что? Как телефон, но только большой? Так, думай… думай… Компьютер!

Мама вздыхает, смотрит на меня:

— Отдыхай, мой сладенький.

— Отфай мофь слафенький… — бубнит мальчишка, передразнивая маму.

— Перестань, Марк! Это не смешно! Твоего брата побили, между прочим!

Не отрываясь от компа, «брат» хмыкает:

— Опять?

— Это твой брат, Марк. Пожалуйста, поддерживайте друг друга. Ваш отец учил вас сплоченности. Вы — семья.

— Да-да, конечно. Отца больше нет. Мам, я же сказал выйти. Отвали, а! — чуть ли не визжит мальчишка.