Книга сияния - Френсис Шервуд Страница 88

Тихо Браге казалось, что он вот-вот умрет от переполнения мочевого пузыря — прямо на праздновании дня рождения императора. И когда ему наконец удалось выбежать из зала, чтобы облегчиться, его брюхо уже было готово лопнуть. Астроном до смерти боялся промочить штаны — это был бы страшный позор. И все же отлучиться с обеда, когда на тебя смотрит император, было бы в высшей мере невежливо. Подобный поступок являл собой вопиющее нарушение этикета, а потому Браге сидел и сдерживал мочу, как настоящий мужчина, как истинный джентльмен. Когда же началась суматоха, знаменитый астроном с благодарной готовностью устремился к лестнице, на ходу возясь с гульфиком, вздыхая от счастья и предвкушая радость облегчения, мощную золотистую струю, несущую мир и уют телу и душе.

Однако с его конца сорвалось лишь несколько капель. А затем невыносимая боль пронзила живот Браге, выгнула ему ноги и впилась за мошонку. Колени астронома подогнулись, и ему пришлось опереться о стену.

Вокруг стремительно темнело. Браге отчаянно задыхался. «Йепп, Йепп», — слабо простонал он, склоняясь над лестничным проемом. Астроном едва удерживал свою массивную тушу в относительно вертикальном положении. Обильный пот стекал по его спине и лицу, покрывал ладони. С великим трудом Браге пробрался обратно в пиршественный зал.

Там он обнаружил, что между придворными завязалась нешуточная драка. Слуги, увертываясь от летающих повсюду кусков пищи, проворно собирали блюда, кубки и серебряную посуду, явно намереваясь разжиться чем-нибудь из предметов сервировки. К ним присоединилась непонятно откуда взявшаяся компания мародеров, которые всегда прибегают на шум, носилась по залу, хватая все, что не приколочено. Император исчез. Под столом Браге заметил Йеппа.

— Найди Киракоса, — простонал астроном. — Мне никак не отлить. Давай же, поторопись.

Малыш шустро проскользнул вдоль стены, засеменил по коридору, метнулся через внутренний двор и устремился — со всей скоростью, которую могли развить его коротенькие ножки, — вверх по лестнице, к двери в комнату Киракоса, что находилась над императорской галереей.

— Не подходи близко, Йепп.

В темной комнате воняло гноем и мочой, несвежим бельем.

— Ты говоришь по-немецки, Сергей?

— Да, Йепп, я говорю по-немецки. А теперь дуй отсюда.

— Послушай, русский, у Браге страшные боли в животе.

— Лучше боль в животе, чем оспа.

Последнее слово Йепп не разобрал.

— Лучше боль в животе, чем мозги?

Лицо Киракоса было накрыто влажной тряпкой; еще одна тряпка лежала на его жилистой шее. Русский, точно одалиска в гареме, обмахивал своего больного хозяина пучком страусиных перьев. В комнате было холодно как в склепе.

— Он болен — ты что, не видишь? — прошипел русский. — Проваливай.

— А что делают, когда лекарь болен? — Йепп был в нешуточном затруднении.

— Богу молятся, — ответил русский, и тут Йепп заметил, что небольшой деревянный крестик, который Сергей обычно носил на шее, теперь был у него в руке. — Найди другого лекаря — Кратона, еще кого-нибудь.

— Они все шарлатаны. Может, ты пойдешь? — предложил Йепп, поворачиваясь к русскому. — Если ты можешь говорить, можешь и лечить.

— Нет, — по-русски ответил Сергей. — Я не могу уйти.