Вавилонские сестры и другие постчеловеки - Брюс Стерлинг Страница 87

Таппер нахмурилась.

– А кто ж тогда редактирует и добавляет спецэффекты?

– Да ясное дело кто! Вегасская мафия! Мафия идет в ногу со временем: нет больше банд эстрадных певцов и гангстеров-рэпперов. Они больше не лицензируют героев фривэрной культуры, таких как Рибо-Зомби, одиноких волков-рекомбинантов, призванных будоражить массы.

Таппер помахала комиксом.

– А я уверена, что кот спасет его. Потому что все, о чем ты болтаешь, не имеет никакого значения для архетипической динамики повествования.

Фиарон вздохнул, открыл новое окошко на желатиновом экране и закачал в него какую-то информацию.

– Ладно, слушай. Ты знаешь, что отвечает за безопасность федеральных биокарантинных сайтов вроде этого? Разработанный военными расслоенный мышиный мозг. А ты знаешь, насколько умна эта хрень? Пара кубических дюймов мышиного мозга обладает большей процессорной мощностью, чем любой суперкомпьютер двадцатого века. Кроме того, мышиный мозг нельзя взломать. Компьютерные вирусы? Да сколько угодно. Электромагнитные импульсы? Да пожалуйста. Источник питания тоже не уничтожить, потому что нейроны работают на чистом кровяном сахаре. Эту штуку невозможно разрушить.

Таппер пожала плечами.

– Просто включи обратно свое шоу.

Царапка вытянул туловище над уязвимой щелью в крыше диатомы. И начал мочиться.

Едва кошачья моча попала на чувствительные сенсоры, связанные с мышиным мозгом, контрольная сеть впала в неистовство. Древние мышиные инстинкты оказались сильнее кибернетических инструкций и возопили к немедленному бегству. Споровые бомбочки принялись беспорядочно падать на землю, вращающиеся болас крушили ни в чем не повинную растительность, вентиляционные порты выплевывали дым вперемешку с жидким азотом.

Проклиная беспорядочный и в то же время опасный обстрел, Рибо-Зомби достал закрепленный на спине гидравлический консервовскрыватель.

Мрачный и молчаливый Фиарон сжал челюсти, внимательно наблюдая затем, как Рибо-Зомби медленно пробирается по сюрреалистичной диораме, утыканной вентиляционными колодцами и башенками защитных систем. Фонарик выхватывал из темноты невероятных мутантов, бултыхающихся в болотцах какой-то субстанции, напоминающей то желтую жидкую овсяную кашицу, то люминесцентный гель для волос, то рубиновый кленовый сироп...

– Милый, – в конце концов проговорила Таппер, – не принимай ты все так близко к сердцу.

– Ты была права, – буркнул Фиарон. – Ты это мне хотела сказать? Ты была права! Ты всегда права!

– Просто я хорошо знакома с семиотическими критериями – я ведь столько лет увлекалась графическими романами. Но послушай, дорогой, сейчас будет то, что тебе больше всего нравится. Только погляди, экую он украл канталупу, как пульсируют ее артерии! Теперь РЗ вернется в свое укрытие, поработает с трофеем, и вскоре на одном из твоих любимых аукционных сайтов появится нечто совершенно новое.

– Как будто я сам не в состоянии вывести такую канталупу, а то и покруче!

– Конечно, милый. Особенно теперь, когда мы можем позволить себе лучшее оборудование. Как только я вступлю в права на наследство, мы сможем тратить то, что оставил тебе батюшка, исключительно на твое увлечение. Отцовский фонд пойдет на оборудование, а мои деньги позволят сменить наш зачуханный кондоминиум на новый современный дом. Биочерепица, окна из медленного стекла, оливиновое патио... – Таппер вздохнула. – Настоящее качество, Фиарон!

Как всегда Малверн Брэкхейдж объявился на пороге с дурными вестями.

– Хреново идет митоз, Фиарон, друг мой. «Миксоген» прикрыли.

– Шутишь? «Миксоген»? А мне казалось, с ними все нормально.

– Черта с два! По всему городу беспорядки. Вот я и подумал, загляну-ка я вас проведать.

Фиарон бросил на бедоносца-скэба мрачный взгляд. Застывшая на лице Малверна улыбка наводила на мысль о живом пока студенте-медике, которого угораздило попасть в комнату, полную кадавров. На Малверне был его обычный черный кожаный лабораторный халат, карманы штанов набиты всякой полулегальной всячиной.

– Это Малверн! – крикнул Фиарон в сторону кухни, где Таппер листала каталоги.

– Как насчет чего-нибудь нутрицевтического? – поинтересовался Малверн. – Наши умственные резервы требуют немедленной подпитки.

Малверн достал из кармана халата сонную ласку, Спайка, и посадил его себе на плечо. Ласка – говоря биотехнически, Спайк был в большей степени горностаем, – немедленно стала самой приятной частью внешности Малверна. Шелковистый блестящий мех горностая придал Малверну облик принца времен Ренессанса, особенно если не забывать, что принцы времен Ренессанса по большей части были беспринципными тиранами, готовыми отравить любого в пределах видимости.

Блестя голодными глазами, Малверн ворвался в кухню.

– Как поживаешь, Малверн? – весело спросила Таппер.

– Шикарно, малышка! – Малверн достал из кармана заткнутую пробкой бутылку из-под немецкого пива. – Как насчет свеженького пивка?

– Не пей это, – предостерег жену Фиарон.

– Сам варил, – обиженно заявил Малверн. – Оставлю на кухне на случай, если передумаете.

Он поставил тяжелую бутылку на поцарапанный пластик.

Таппер, будучи хорошо воспитанной, бросила на Малверна восхищенный взгляд, который в ее кругу предназначался специально для очаровательно неприличных диссидентов. Фиарону вспомнились времена, когда таких взглядов удостаивался и он – чистый идеалист, понимающий истинный, освободительный потенциал биотехники, и одновременно подпольный ученый, никому не кланяющийся в своих тайных изысканиях. В отличие от Малверна, чья популярность среди скэбов основывалась на полной его беспринципности.

Подтверждая свою репутацию, Малверн принялся шарить в холодильнике.

– Восстаньте, пасынки Свободы! – декламировал он. – Добудьте себе немного пептидов!

Фиарон настойчиво оттеснил Малверна обратно в прихожую и точными уколами пальцев вызвал на стенном экране «Плавкие ядра» – сайт биомедицинских новостей, пользующийся немалой популярностью в сообществе скэбов.

Таппер, спасибо ей за поддержку, вскоре принесла закуски. Инстинктивно оба мужчины поделились едой со своими спутниками. Фиарон бросал лакомые кусочки борову, а Малверн кормил горностая, по-прежнему сидящего у него на плече.

Сидя рядышком на диване, оба не спускали глаз с экрана.

Живые пиксели электрожеле сложились в знакомый образ Мокрого Вилли, знаменитого репортера деловых новостей. Мокрый Вилли, в своем обычном непромокаемом плаще, красовался на фоне жилого небоскреба в Майами. Пастельные, отделанные «Нео-Деко» стены покрывал слой перламутровой слизи. Дрожащее как живот турчанки желе сверкало под флоридским солнцем. За заграждением толпились зеваки в цветастых рубахах, панамах и сандалиях. Испоганенный небоскреб был окружен водяными пушками на гусеничном ходу, мощные струи охаживали скользкие розовые стены.