Плеск звездных морей - Исай Лукодьянов Страница 80

По метеосводке чёрный теплон проходил сегодня примерно на семьдесят пятом градусе северной широты, и я вылетел ему навстречу.

Рэй Тудор отговаривал меня. Отговаривало все конструкторское бюро. Но я настоял на полёте. Пятая модель раз за разом давала неплохие результаты, недаром же мы бились над ней столько времени. Автопилот, может, и надёжнее пилота как такового, но самолёты нужны, в конечном счёте, для перевозки людей. Словом, я настоял на испытательном полёте.

Я летел на юг. Вот они, ундрелы, необжитая, дикая от века, выжженная теплонами страна. Подо мной простирались равнины и горные цепи, над которыми курился белесый туман. Я отчётливо увидел целое семейство вулканов, все они дружно работали, выплёвывая коричневую, расползающуюся по склонам лаву.

Не знаю, почему я вспомнил, как мы когда-то летели с Андрой в аэропоезде и я признался ей… Не знаю, по какой ассоциации это всплыло в памяти. Хватит. Ни к чему эти воспоминания…

Наружные датчики донесли, что машина вошла в область теплона. А потом я увидел его.

С непостижимой быстротой передо мной вырастала чёрная стена. Рука невольно, сама собой потянулась к поворотному манипулятору. Я отдёрнул руку и заставил себя думать о чём-нибудь другом, постороннем.

Ну, вот, например: почему в прошлом веке лётчики русской авиации называли прозрачный решётчатый передок кабины странным словом «моссельпром»? Я вычитал об этом в старой книге о войне. «Моссельпром». Может, какое-то старославянское слово?

Черным-черно вокруг. Нет никакого смысла в прозрачном пластике моего «моссельпрома». И я включил инфраэкран.

«Вспомни, — сказал я себе, — вспомни, как вы с Робином напоролись тогда, много лет назад, на космических призраков. Тогда было страшней. Безусловно страшней. Страшнее призраков нет ничего».

Так говорил я себе, глядя во все глаза на стену теплона, представшую передо мной как бы в разрезе. Гигантскими змеями свивались в дьявольский клубок многоцветные жгуты — от голубоватого до неистово красного, — я знал, что это были струи газовых смешений, но не мог отделаться от ощущения, что они живые…

Запищал радиовызов. Я коротко ответил Рэю: «Вхожу в теплон».

Приборы показывали движение и фронт теплона, и я направил машину под острым углом к его направлению.

Сильно качнуло, бросило вниз. Я закрыл на миг глаза, представив себе, как бешеные жгуты обвивают машину. Ну, будь что будет…

Самолёт выровнялся. Будто плавная морская волна его подхватила, и он пошёл на гребне этой волны… А вернее, он шёл длинной спиралью, как бы ввинчиваясь в огненную карусель, шёл вместе с теплоном, слившись с ним. Да, чёрт возьми, слившись с теплоном, а не противодействуя ему.

Я знал, что металл с самоуправляющейся структурой выдерживает страшную температуру теплона, но все же было не по себе. Мне было трудно дышать. Воздух в кабине накалился. Что это, не справляются охладители или просто… просто пляска огня на экране действовала на меня таким образом, чисто психологически? Я выключил инфра-экран. Но спустя минуту или две включил снова. Пусть лучше будет перед глазами огненный хаос, чем эта жуткая чернота, совсем не похожая на спокойную, привычную черноту космоса.

Радиосвязь была прервана. Да, собственно, мне и нечего было докладывать: приборы исправно делали своё дело, записывали информацию.

Все же я выдержал программу до конца, до последней, двадцатой минуты. Я начал выводить машину из потока и убедился, что теплон не намерен её выпустить. Я очень старался сохранить хладнокровие. Я прямо-таки чувствовал, как ходят по корпусу самолёта волны напряжений под ударами вихрей. Машину трясло и бросало, она проваливалась и крутилась, но все же ей было не так плохо, как мне.

Я чувствовал, что теряю сознание. Одна только мысль осталась: не выпустить поворотный манипулятор, не выпустить, не поддаться, и надо выжать полную скорость. Может, удастся на полной скорости вырваться из этого ада…

Не знаю, сколько времени я лежал в кресле и висел на ремнях без сознания. Но, когда я очнулся, огненных вихрей на экране не было, по нему плыли спокойные, темно-розовые волны. Я с трудом оторвал онемевшую руку от манипулятора, выключил экран. В низком небе клубились бурые облака, обычные, родные…

Вырвался, значит!

Но куда меня занесло? Должно быть, на полной скорости и с рулём, намертво положенным влево, машина описала огромную кривую…

Только теперь я услышал писк радиовызова. В ушах было заложено, голос Рэя не столько звучал, сколько угадывался. «Ну что? Алексей, ну что?! Ты вышел?..» — «Да, — заговорил я, почти не слыша собственного голоса, — вышел из теплона… Что?.. Ещё не знаю… Сейчас определюсь…»

Но определяться особенно не требовалось. Я сразу понял, что подхожу с юго-юго-востока к Плато Сгоревшего Спутника. Уж это плато я знал хорошо. Сказав об этом Рэю, я выключился и стал выбирать место для посадки. Мне было просто необходимо сделать передышку, прийти в себя, почувствовать под ногами твёрдую, надёжную землю.

Я посадил машину на краю жёлтого разлива кустарника, неподалёку от ползущего комбайна, и вылез из кабины.

В кустарнике было полутемно — так плотно смыкались над головой густые мохнатые ветви. Я лежал, прислонясь спиной к сплетению жёлто-серых стволов. Прямо передо мной, пригибая ветку, висели два продолговатых плода — новая мутация венерианской дыни. Хорошо бы сейчас вспороть дыню, вонзить зубы в прохладную сочную мякоть…

Поблизости заурчал мотор комбайна. Заколыхались ветви, кто-то ходил в кустарнике. Не хотелось подавать голос. Напряжение ещё не отпустило меня.

Комбайнёр, должно быть, прошёл к самолёту. Обнаружив открытый люк, он, конечно, пойдёт искать пилота. Я устало закрыл глаза.

А когда открыл их, то увидел фигуру в скафандре. Комбайнёр наклонился надо мной, всмотрелся с беспокойством…

Это была Олив. Её губы зашевелились, я услышал в шлемофонах её низкий голос:

— С тобой что-нибудь случилось, Алексей?

— Нет, — сказал я. — Просто немного устал.

— А я всполошилась, вижу, сел самолёт, а пилота не видно. Может, позвать врача? Тут недалеко станция.

— Ничего не нужно. Олив. Теперь уже хорошо… Ещё бы вот кусочек дыни съесть…

— Сейчас. — Она вытащила из ножен у пояса короткий нож и срезала один из плодов.

Я засмеялся:

— Как же я буду есть в скафандре?

Олив пристально посмотрела на меня. «А ты не пробовал?»