Последний солдат - Алекс Шу Страница 80

Горбачев, Шеварнадзе, Яковлев, Ельцин и многие другие – бывшие пламенные коммунисты, руководители Политбюро и государства, они целенаправленно вели ее к будущей катастрофе. Беспринципные карьеристы, с легкостью отрекшиеся от левой идеологии, позволившей им взобраться на вершину государства, развалившие страну и спровоцировавшие кровавый хаос 1990-х. «Подвигам» каждого из них тоже уделил внимание в своей тетрадке.

Для придания дополнительного веса своей информации я кратко расписал будущие попытки угона самолетов в 1978–1979 годах. Список открывался 15 октября этого года, когда АН-24 на маршруте Симферополь – Одесса захватил бандит с пистолетом Марголина и заканчивался перестрелкой 14 сентября 1979-го, убийством в ИЛ-18 одного из членов конвоя, рядового Даньченко, потребовавшего лететь в США.

Теперь нужно скрепить листы. Слава богу, у деда на даче валялся тяжелый дырокол, который я предусмотрительно приготовил. Беру в руки похожее на дверную ручку прямоугольное устройство. Резким нажатием пробиваю две дырки сверху листов и перевязываю их лентой, спрятав информацию за пустой бумажной обложкой. Отдельной стопкой креплю и откладываю в сторону свои рацпредложения по реформам в СССР.

За этим занятием и застает меня веселый дед, вернувшийся с рыбалки.

– Закончил писанину? – интересуется он.

– Ага, уже минут пять.

– Ты смотри, даже перевязал их. Молодец, – улыбается генерал. – Дай-ка посмотреть.

Протягиваю стопку Константину Николаевичу.

Дед, прищурившись, сосредоточенно вчитывается в текст. Улыбка пропадает с его лица, как будто кто-то невидимый стер ее ластиком. Секунда – и передо мной стоит совсем другой человек. Добродушный пенсионер моментально преображается в сильного волевого бойца, готового к смертельной схватке. Стиснутые челюсти, стальной блеск в глазах, неестественно прямая осанка выдают его напряжение.

Пробежав глазами по тексту и закрыв последнюю страницу, генерал поднимает тяжелый взгляд на меня.

– Ты помнишь, я тебе говорил, что нас всех могут зачистить, если узнают про твои способности? – спрашивает дед.

Дождавшись моего кивка, генерал продолжает:

– Эта информация – настоящая бомба. Если она взорвется, дерьмом накроет всех по самые гланды, и страну, и партию, и людей. Так вот, если это, – потряхивает он рукописью, – попадет не в те руки, то жить нам останется считаные часы. И под замес может попасть вся наша семья. Твой отец и мать, бабушка и многие другие.

– Я это понимаю, – смотрю деду в глаза. – Зачем ты повторяешься?

– Я хочу, – старик даже порозовел от волнения, – чтобы ты осознавал всю ответственность и последствия наших шагов. Поэтому говорил тогда, повторяю снова и буду тебе напоминать это в будущем. Одна ошибка – и все – мы подставим не только себя, но и всех своих близких.

– Поэтому, – дед набирает ртом воздух, как перед глубоким нырком. – Никогда. Никому. Ни слова, ни полнамека об этом. Будь предельно осторожен и внимателен. Взвешивай любое свое слово и каждый поступок. Не дай бог, только возникнет подозрение, что ты обладаешь какими-то стратегическими сведениями и можешь что-то сделать с системой – растопчут и не заметят. Это понятно.

– Понятно, – со вздохом подтверждаю я, – буду очень аккуратен и осторожен. Обещаю тебе.

Тяжелое молчание повисло в воздухе. Солнечные лучики, игриво прыгающие по столу, исчезли, и темный полумрак сгустился в комнате, заставляя стены угрожающе нависнуть над нами.

– Но это не значит, что я буду сидеть сложа руки, пока ты будешь искать выходы на Машерова и Романова, – предупреждаю генерала. – Помнишь знаменитое выражение Марка Аврелия, переделанное масонами ордена «Кадоша»? «Делай, что должен, и будь, что будет».

Нет, нет, я никуда не полезу и никому ничего рассказывать не буду. Во всяком случае, то, что изложил сейчас в тетради, – предупреждающе вскидываю руку, видя, что генерал уже готов взорваться. – Просто я уже начал многое делать на своем, местном уровне. Зачем, я тебе уже рассказывал. «Невозможно жить в обществе и быть свободным от него». Это еще Владимир Ильич говорил. Поэтому я и начинаю с самого малого, своего городка.

– Масоны, цитаты, – ворчит Константин Николаевич, – больно ты умный, как я вижу. Книжный червь какой-то.

– Дедуль, книги – источник знаний, – шутливо выставляю вверх палец, ухмыляясь генералу. – А еще это возможность получить новую полезную информацию, обогатить свой лексикон, развить мышление и воображение. И если ты помнишь, я всегда много читал. И не только художественные книги, а еще и публицистику, историческую, военную и научную литературу. Поэтому воспринимай меня таким, какой я есть – въедливым и немного пафосным занудой.

– Ремня бы тебе по заднице дать, пафосному зануде, чтобы не сильно умничал перед дедом. Тоже мне товарищ политрук, – сурово начинает генерал, но встретившись со мною взглядом, не удерживается, и его губы начинают медленно расползаться в широкой улыбке.

– Понадобится, дед, и политруком буду, и агитатором, и сыном полка, – в моих глазах играет лукавая искорка, – если потребуется или Родина прикажет.

– Ладно уже, разошелся, профессор, – бурчит генерал, – я тебя понял, «Vincere aut mori», «победить или умереть».

Заметив удивление в моих глазах, дед ухмыляется:

– Что, не ожидал? Не один ты латынь знаешь.

– Ладно, – продолжает Константин Николаевич, – помни, что ты обещал. Если с тобой что-то случится, наши шансы изменить историю к лучшему резко уменьшаются. Об отце с матерью и мне с бабкой уже не говорю. И вообще учти, что я уже, знаешь ли, уже немолод. Могу и преставиться в любой момент.

– Дед, прекрати, тебе еще жить и жить, – возмущенно начинаю я, но старик обрывает мою речь властным взмахом руки.

– Ты все уяснил? – суровые глаза генерала пронизывают меня насквозь.

– Да, – медленно киваю. – Безрассудно на рожон лезть и язык распускать не буду. Не волнуйся. Я все контролирую.

– Хотелось бы верить, – беззлобно ворчит Константин Николаевич.

– Не переживай, дед, я тебя не подведу. Слишком многое поставлено на карту, – пристально смотрю в глаза генералу.

Наши взгляды скрещиваются, словно два клинка.

Константин Николаевич медленно кивает. На мое плечо опускается крепкая рука деда.

– Считай, что ты меня убедил.

8 октября 1978 года. Воскресенье

– Ну как, понравилось выступление наших бойцов? – гремит голос сэнсея, отражаясь от стен зала гулким эхом. Мальцев картинно замирает в стойке с поднятыми вверх кулаками. Зеленый маскхалат красиво облегает атлетический торс.

Разбросанные в стороны Миркин, Потапенко, Волобуев правдоподобно изображают трупы. Полежав несколько секунд в живописных позах, ребята встают и подбирают макеты ножей и автомата Калашникова.

Зал взрывается бурными аплодисментами. Азартно хлопают в ладоши детдомовцы, бурно рукоплещет пришедшая из рабочих общежитий, заводов и вузов молодежь, прочитавшая наши приглашения. Улыбается уголками губ Елена Станиславовна, прибывшая с большой толпой детдомовцев. Недалеко от нее, развязно привалившись к стенке, стоят белобрысый с Бидоном и остальная гоп-компания. По мелькающей в их глазах секундной растерянности и изумленным рожам вижу: они впечатлены. Но через мгновение на лица гопников и их боевых подруг снова возвращаются кривые презрительные ухмылки.