Фатальное колесо. На все четыре стороны - Виктор Сиголаев Страница 8

Происходил этот кошмар приблизительно так. Группа карателей врывалась в дома и выгоняла людей на улицу – взрослых, детей, стариков. Всех, кто мог передвигаться. Там их конвоировали до центральной площади, где и планировалась основная расправа, – или сами немцы методично всех расстреливали из пулеметов, или шуцманы сжигали людей в амбарах. В целях экономии боеприпасов.

Вторая группа, состоящая уже полностью из коллаборационистов, проходила следом за первой – выгоняла скот на улицу и отправляла его туда, куда укажут немецкие интенданты.

А вот третья группа, в которую почему-то стремились самые отъявленные отморозки, производила окончательную зачистку населенного пункта. Нелюди демонстративно жестоко расправлялись с уцелевшими людьми, если таковые находились. Это или обездвиженные старики, или лежачие больные, или те, кто наивно попытался спрятаться от расправы. Потом грабили имущество и поджигали дома. Прибыльная была операция, всегда с наваром. И чистоплюев в третьей группе не держали, в отличие от «скотоводов». У всех были руки в крови. По ноздри.

Именно эта группа палачей и убивала оставшихся в живых собак.

Тем более что эти животные во времена войны стали огромной редкостью. Роскошью, которую необходимо было стереть в прах, как и всех живущих рядом.

Надпись на нарукавной повязке полицая – «TREU TAPFER GEHORSAM»: «Верный, храбрый, послушный». Так и убивали – верно, храбро и послушно. Не тратя патронов и эмоций.

Страшный расклад.

И страшные дела, которым, на мой взгляд, нет прощения.

Без учета срока давности и мнений современных «примирителей».

Сергей Владимирович все это внимательно выслушал, ни разу меня не перебив.

Сомневаюсь, что в моих словах он почерпнул для себя что-то новое. Все эти чудовищные факты общеизвестны, задокументированы и среди здравомыслящих людей сомнению не подлежат. По крайней мере, в середине семидесятых, покуда живы еще непосредственные очевидцы, несостоявшиеся жертвы и чудом уцелевшие свидетели цивилизованного европейского зверства.

– А какой возраст у того пьяницы, подозреваемого в убийстве? – спросил я Пятого, смутно ощущая реальную значимость выбранного направления мысли. – Он войну застал в сознательном возрасте?

Начальник пару секунд задумчиво побарабанил по столешнице пальцами. Будто возвращаясь из ему одному известных далей.

– В сознательном, – подтвердил он. – Вполне мог быть полицаем. Правда, очень юным, лет шестнадцать ему было всего в сорок втором, но…

Да-да, знаю.

Эту тему в советской идеологии предпочитали замалчивать.

Дабы не разжигать лишний раз межнациональной неприязни между братскими народами. Среди украинских полицаев действительно было очень много подростков – неоперившихся, легко поддающихся психологической обработке и по-юношески яростно цепляющихся за жизнь. И если про погибших молодогвардейцев знала вся страна, про юных «шуцманов» знать было совсем не обязательно. Вредно даже…

Что касается моего мнения – такой расклад был в корне ошибочным. Достаточно вспомнить нетленный образ гайдаровского Плохиша, который в качестве антагониста создал неповторимый фон для всеми любимого детского героя – Мальчиша-Кибальчиша.

Без тьмы нет света.

Мир без теней – плоский и невыразительный. Нужны инь и ян. Два независимых и не сводимых друг к другу начала. Что будет, если долго прятать одно от другого? Печальная судьба Советского Союза показывает, что ничего хорошего.

К примеру, на существование в нашей недавней истории бандеровского феномена я обратил свое сознательное внимание только в зрелом возрасте. Раньше как-то отмахивался – мол, несерьезно все это. Исключение из общего правила, подумаешь, пара-другая предателей. Выродки и отщепенцы есть везде.

А на самом деле все оказалось не так однозначно.

Фильм «Государственная граница» помните? Шестая серия, «За порогом Победы». Сцена убийства бандеровцами советского пограничника. В огне, живьем. До оторопи. До жуткого мороза по коже. И после просмотра все стало на свои места, заполнились досадно свербящие лакуны среднего образования. Лишь одно резануло тогда по неокрепшему сознанию: НЕУЖЕЛИ? Больно так резануло, до сукровицы…

Это что, правда? Да не может быть. Это же наши братья! Родные, советские…

И окончательное понимание, словно холодный душ среди теплого благополучного дня: да, правда! Так все это и было. И от этой правды заботливо нас защищало наше собственное государство. Трудно сказать, правильно оно делало или нет. Наверное, нет. Потому что чуть позже очень многие оказались не готовы к возвращению в реальность средневекового варварства…

И в числе современных приверженцев зла вновь оказались… пацаны и девчонки. С жидкими мозгами, не оформившейся психикой и яростным стремлением к сытой жизни. К тем самым пресловутым кружевным трусикам, на пути к которым опять подвернулись, как учили патриархи национализма, жиды, цыгане и москали…

А мы все это легкомысленно… просрочили.

Опоздали, короче.

Поздно врубились в эту тяжелую тему. Потому, наверное, что лечили симптомы, а не причины. Сняли нужное кино лишь в восьмидесятых, перед самым крахом братского Союза. А такие фильмы снимать нужно было раньше лет на двадцать! И крутить их ежеквартально, ежемесячно, ежедневно. Напоминать, разъяснять и комментировать. И вбивать правильные выводы в растущие головы акселератов, которые так и норовили крутануться в сторону заманчивых «Битлов» и мятного «Ригли Сперминта».

М-да.

– …Но только он всю войну просидел в Ташкенте, в детском доме, – закончил свою мысль Сергей Владимирович.

Чего?

Кажется, я отвлекся.

– Кто просидел?

Шеф коротко глянул в мою сторону с легким налетом недоумения.

– А! – вспомнил я нить разговора. – Подозреваемый?

Начальник, не отвечая, разглядывал меня со слегка улавливаемым скепсисом.

Ах, так? Изволим свысока к сотруднику относиться?

– Знаете что, Сергей Владимирович? Попробуйте проверить – был ли погибший старик причастен к партизанскому движению. Не просто к службе в армии или к какому-нибудь «трудовому фронту», а именно к партизанам!

Скепсиса поубавилось. Даже мелькнула искорка заинтересованности.

– Я вам так скажу, – продолжал я умничать. – Если зарубленный дед – партизан, концы нужно искать среди фашистских прихвостней. Бывших, разумеется, и тщательно сегодня замаскированных. Легализовавшихся в нашем времени. Их еще «недобитками» в нашей прессе называют…

Жалкая попытка подколоть начальника.

Он даже ухом не повел. «Аквила нон каптат мускас» – «Мух орел ловить не станет».

Тем не менее коли уж пошел «высокий штиль» – жребий брошен, господа-товарищи! «Алеа якта эст». И назад дороги нет – Шеф явно заинтересовался этим делом. Определенно! Знаю я это задумчивое выражение физиономии и бессознательное постукивание пальцами по крышке стола.