Зло побеждает зло - Павел Дмитриев Страница 8

Ручку двери в "Гастроном N1", он же "Елисеевский", а еще точнее "Инснаб", ^[18] я рванул на себя как пилот сбитого самолета — рычаг катапульты.

Но мало наглухо заколотить витрины магазина, продуктовый рай требует охраны от голодных советских глаз. Поэтому вместо уходящих к горизонту витрин меня встретил маленький, костлявый и крайне недоброжелательный охранник. Для неискушенного в социалистических реалиях иностранца — суть обычный швейцар, но меня не ввести в заблуждение дежурной улыбкой; презрительный прищур с головой выдает профессионального борца с контрреволюцией.

Колючая приветственная фраза не оставила места сомнениям:

— Ваш пропуск!

Не зря же на мне надет лучший импортный костюм?!

— Is it the store? Ahem… Sir?

— Сюда токмо по книжке иностранца, — тон чекиста враз упал с требовательного до просительного.

— Don’t get me wrong but your foolish rules make me crazy! — искренне возмутился я в ответ.

Заодно нахмурился и отрепетированным движением перекатил чуть дымящуюся сигару из правого уголка рта в левый.

— Господин… Может имеется какой документик? — искательно забормотал магазиноохранитель.

— Oh, shucks!

— Не положено…

— OK! — во все тридцать два зуба улыбнулся я, и смело шагнул вперед.

Удержать меня, само собой, никто не пытался. По старой, еще портовой памяти кинул за спину обидное:

— Screw you when you bent over!

И невольно растянул губы в дружелюбной "американской" гримасе. Смешное все же отношение к иностранцем в СССР — их вроде как ненавидят, но в то же самое время раболепно боятся.

"Елисеевский" изнутри великолепен. Теряющийся в высоте своды потолка, тяжелая позолоченная лепка колонн поблескивает во втором свете, пирамиды пестрых коробок и фруктов, в бассейне с фонтаном, совсем как в старое доброе время, плещется породистая рыба. Дворец еды, был, есть и будет — без всяких преувеличений. Но я позволил себе только пару быстрых взглядов — основное испытание только начинается. Если насчет гэпэушного вахтера у входа никто из нашей компании не переживал, то с продавцами сложнее. До революции их тщательно подбирали из владеющих несколькими языками. Наверняка кто-то остался работать в "Инснабе" до сих пор.

Первоначально добыть продуктов "в логове врага" собирался озверевший от предпасхальной поснятины Яков Блюмкин. Тот самый убийца посла Мирбаха и советский суперагент, которому, по вошедшей в учебники из 21-го века версии истории, пора быть расстрелянному в чекистком подвале. К счастью, практика показала — будущее вполне можно изменить. Поэтому в данной сборке мира он жив, весел и преисполнен желанием отомстить, да так искренне, что без малейших колебаний согласился на авантюрную поездку в Москву.

Однако личное участие матерого диверсанта в "продовольственной программе" вдребезги разбила девушка по имени Александра. Не напрасно забавная, или, если посмотреть с иной стороны, страшная случайность привела ее в нашу компанию — буквально в чистом поле, неподалеку от города Глухова. Дочь профессора Бенешевича, известного византиноведа и археографа, живо доказала, что товарищ Блюмкин, и правда, знает великое множество экзотических языков… Но лишь на бытовом, лучше сказать, командно-матерном уровне. Во фразах, чуть более сложных чем "Hande hoch", немедленно вылезает чудовищный местечковый акцент.

Чище всего изъяснялась по-немецки сама Саша, вот только уж очень непредставительный внешний вид она имела к своим девятнадцати годам, говоря проще и честнее — подростковый. Пришлось отдуваться мне. Пусть в английском не идеален, зато габарит соответствующий. Ну кто кроме чистокровного, выращенного на чистой кукурузе и говядине американца может похвастаться ростом за метр девяносто при весе под сотню кило? Хотя по ключевым фразам и названиям экзотических продуктов девушка меня все равно погоняла пару дней. Надеюсь что из личной симпатии, а не желания наконец-то по-человечески покушать.

Тяжело выбрать, если от изобилия разбегаются глаза, а очереди к прилавкам так коротки. Но надо помнить, продуктов в СССР настолько мало, что даже имеющим пропуска иностранцам повседневные позиции отпускаются по персональным, именным "заборным книжкам". То есть купить по смешной цене 1926 года хлеб, мясо, сахар или там картошку — льгота дополнительная и жестко ограниченная, доступная лишь приглашённым по особым договорам иностранным специалистам да коминтерновским функционерам. Зато остальным, как и мне, доступна роскошь — осетрина, рябчики, ананасы, вина, балыки, сыры, копчености, и прочее. Цены, мягко говоря, кусаются, но они все равно в несколько раз меньше рыночных. Тем более, по большей части позиций сравнивать возможности нет — за полным отсутствием ассортимента на базарных лотках.

После недолгого раздумья я подобрался к прилавку, и ткнул я пальцем в толстолапую индюшку:

— Can I have this one, please?

— Here… you are… comrade, — с заметным трудом и акцентом отозвалась девушка в белоснежном переднике.

"Угадал!" — возликовал я, не забывая с широкой улыбкой фиксировать взглядом глубокий вырез кофточки. — "Такая не раскусит".

Дальше дело пошло не то что бы проще, но уже без особых переживаний. Продавщица в рыбном отделе иностранными языками не владела вообще. Сей досадный недостаток хорошо компенсировал белый ленинский бюст, освещенный обернутой в красную материю лампочкой в мраморной витрине, как раз над горой копченых осетров. Ответственный за фрукты парень ответил на отличном немецком, пришлось сделать вид, что я знаю на языке герра Шиллера всего несколько слов. Колбасник с грехом пополам понимал французский. Для кассира хватило пары жестов.

Игра стоила свеч — еще бы, целых две сумки продовольствия. Не столь объемные, сколь тяжелые, одной только черной икры три кило, по двадцать два рубля за каждый. Не только из-за моей "ностальгии по 21-му веку" — данный рыбопродукт вышел едва ли не самым дешевым в пересчете на калории, вдобавок он вполне естественен для дорвавшегося до экзотики американца. А еще два фунта отличных кремовых пирожных — Александре. Небось заждалась в пролетке…

Которую, кстати, мы недавно купили в комплекте с пожилым конягой по кличке Сивый.

Не от хорошей жизни. Пару дней назад, на первой же рекогносцировке в центре Москвы, Блюмкина приметил кто-то из старых знакомых. Да так явно и недвусмысленно, что не постеснялся подскочить со словами: "привет, Яшка, давно не виделись". Уверения в ошибке глазастый товарищ принял без возражений, но судя по дурацкой улыбке — верить им не собирался ни на грош.

Кто говорил: "хочешь сделать отлично — найми профессионала"? Кому плюнуть в морду лица за нелепый провал хваленого суперагента, на ровном, можно сказать, месте?! Ведь совсем недавно на Принкипо товарищ Блюмкин красочно расписывал свои отточенные годами шпионской работы способности менять черты лица, сдвигать тембр голоса, преображать походку и трансформировать привычки. Демонстрировал ужимки и фокусы… что ж! Отныне Яков изображает собой "чудовище, обмотанное рыжим тряпьем, под которым булькает ругань и холодеющий чай". Иначе говоря — советского извозчика. В этом есть своя прелесть, собственный транспорт — штука удобная. Однако чуть не вся подготовка к будущему "акту" вдруг обрушилась на мои плечи. Как и основной риск.