Страж зари - Сергей Куприянов Страница 8

Впрочем, смех смехом, но ситуация у нас довольно поганая, и это если не переходить на лексикон одного моего знакомого, отличавшегося некоторой ущербностью мышления, по причине которого он много лет работал пастухом, что не мешало ему слыть отчаянным матерщинником. Теперь становилось понятно, зачем была затеяна вся эта история с дикими кошками. Ну во всяком случае отчасти.

Я машинально достал сигарету, хотя только что курил, и тут посмотрел на Марину. Не потому, что хотел с ней поговорить или там посоветоваться. Сначала мне нужно самому крепко подумать, а потом уже с подчиненными разговаривать. Посмотрел и, скажу честно, лицо ее мне очень не понравилось. Просто очень. В каком-то смысле — даже больше, чем лицо Терминатора. Потому хотя бы, что он мне всего лишь клиент, пусть и выгодный, который сегодня есть, а завтра его и след простыл, и даже к телефону не подходит. Марина же мой человек, член моей команды, от которой я, старый дурак, завишу не меньше, чем они от меня, а то и побольше, только они этого не знают и знать не должны. Даже догадываться.

— А ну-ка пошли, — взял я ее за локоть.

Она какая-то неживая вся. Заторможенная. У нас в дурке такими люди становились после некоторых уколов, которые прописывали буйным. Тут еще очень важно с дозой не переборщить, а то некоторые настолько успокаивались, что и слюни пускали, и ходили под себя — словом, полная, младенческая безмятежность. То есть приятного мало. Но бывало и такое, что больные из такого состояния вовсе не выходили. Никогда. Но это уже специально делалось, да и я такого не застал. Только по рассказам старожилов и знал.

Я отвел, точнее, оттащил ее на лестницу, где имелась золотистая пепельница на высокой витой ножке, и прислонил к стене.

— Рассказывай. Что случилось?

Она замотала головой, стиснув при этом зубы так, что под кожей рельефно обозначились лицевые мышцы.

Нет, не люблю я, ну не люблю давить на своих ребят. Это не дворовый хулиган с дебильными мозгами, после пол-литры возомнивший себя крутым до невозможности. Это мои ребятки, они… Они это чувствуют. И могут не простить. А мне раздрай в команде не нужен. Я таких по объявлению в газете не наберу, это не менеджеры среднего звена, которых, как редиску на рынке, пучками продают. Это штучные спецы, таланты, где-то даже гении. Но уж очень мне Мариночка в этот момент не нравилась. И я надавил.

— Не молчи, не надо, — ласково проговорил я, заглядывая ей в зрачки. — Ты мне скажи, облегчи душу. Не надо это в себе держать.

И давил, давил.

— Ты же сама знаешь, что так будет лучше. Не надо бояться. Говори. Я тебе помогу, обещаю.

И снова давил. Мариночка — очень крепкая девочка. Кремень. Трудно на нее давить. То есть выдавливать.

— Ты мне веришь?

Она слабенько, едва заметно кивнула.

— Вот молодчинка. Давай поговорим, — источал я елей. А самому противно. Мерзко. Ох и аукнется мне это! — Я тебе обещаю, все хорошо будет. Расскажи, не держи в себе. Давай вместе подумаем, как тебе помочь.

И она сказала. Я поначалу даже не понял. Тихо так, шепотом произнесла:

— Я люблю…

Что? Это признание? Меня — она?… Не хватало мне еще с подчиненной про амуры выяснять!

— …его.

Та-ак. Но уже лучше.

— Вот и молодец. Только что же в этом плохого? Очень хорошо. Ты молодая, красивая. И он тебя любит…

Она посмотрела на меня огромными глазами, каких я у нее сроду не видывал. Обычно она смотрит как будто с прищуром, холодно и недоверчиво. И тут я осекся.

— Павла? — прошептал я, хотя нужды шептать не было. Просто голос сел. Напрочь. Я и это-то единственное слово с трудом из себя выдавил. Да и сам я чуть не сел прямо там, где стоял. Был бы еще один директор на полу. Какой-то нехороший здесь пол.

Всяких служебных романов я навидался, сам, признаться, грешен. В прошлом, в прошлом, конечно. Но чтобы Маринка с Павлом? Они же меж собой не то что б на ножах, но и дружескими их отношения тоже не назовешь. Холодок между ними очень хорошо чувствуется, где-то даже неприязнь. Одно время меня очень беспокоило, чтобы этот холодок не перешел в открытую вражду. Где-то бывает, что вражда между отдельными членами коллектива даже полезна, это, как говорится, позволяет поддерживать баланс сил и создает атмосферу здоровой конкуренции. Но не у нас. Нам вражда может очень дорого обойтись. У нас как на погранзаставе, где каждый с оружием с первого дня, где враг не какой-то там мифический, замполитом придуманный, тоже, кстати, его не видевшего, а самый натуральный, которого, считай, каждый день видишь. Или он тебя. Через прицел.

Надеюсь, я не очень долго болтался в прострации перед тем, как сумел задать следующий вопрос, пропустив несколько промежуточных:

— А при чем тут Паша?

Она все смотрела на меня, как кролик на удава во время обеда.

— Ты говори, не бойся. Вместе-то оно лучше, ведь так, девочка моя? Расскажи мне, и мы вместе что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем. Только не держи в себе.

Говорил, а сам уже чувствовал, что дело плохо. До того, что даже думать на эту тему не хотелось. Есть веши, которых лучше вообще не знать. Да и говорил-то больше по инерции, потому что начал, потому что передо мной подчиненная, потому что нельзя в грязь лицом, слабость нельзя показывать. Самому же больше всего хотелось повернуться и бежать из этого терминала или хоть с Терминатором отношения выяснять. Ну нахамили бы друг другу, покричали бы, попутали от души и разошлись каждый в свою норку дуть коньяк и тихо злиться, обещая каждый сам себе больше не иметь дел с этим идиотом. Это была бы нормальная рабочая ситуация. А здесь же… Ох!

— Это он, — наконец проговорила Марина.

— Что «он»? Я не понял. Объясни мне, пожалуйста. Да понял, понял. Догадался уже.

— Это он сделал.

— Что сделал, Мариночка?

— Все. И с тиграми, и вообще.

Лучше бы я не давил на нее. Лучше бы не давил! Ну за что, за что мне такое?! Нет, не может быть. Просто не может, и все тут. Ну как, объясните мне, как? Как это возможно? Нет, я понимаю, Павел очень сильный спец, грамотный, он не то что львов, он телефоны заговаривает. Но чтобы воровать?

Стоп-стоп-стоп! Нестыковочка! Ведь я же помню, что он против заговоренных зверей, превращенных в безобидные игрушки, защиту строил. Он что же, не знал, выходит, что они заговоренные? Или притворялся? Ну допустим, допустим. Чего в жизни не бывает. Но ведь строил он по-настоящему. В полную силу, без дураков. Это видно, это не сымитируешь. Я видел, как он напрягался. Меня-то не обманешь, я сразу вижу, всерьез ты работаешь или так себе, шаляй-валяй. Что, тоже для обмана?

— А почему ты так решила?

— След его.

Вот это уже серьезно. След. В таких делах Марина у нас дока. «Нюхачка». Это все равно что хорошая легавая, которую охотник пустил по следу, а она вышла на зверя и лаем дает это знать. Тут либо охотник ей верит и идет к ней, либо не верит, но тогда, спрашивается, за каким дьяволом ему нужна такая собака. Марине я верил. Если она сказала, что там, на хищниках, был след Павла, то так оно и есть. К тому же она любит его… Или это ее игры? Эх, женщины, душа ваша — потемки непроглядные.