Норки! - Питер Чиппендейл Страница 8

Благодаря материнским советам Меге ни разу не пришлось разговаривать с кем-либо из Старейшин. Они просто-напросто не обращали на него внимания — как, впрочем, и остальные взрослые. Исключение составлял лишь Рамсес — из среднего поколения. Он просто из шкуры готов был выпрыгнуть, лишь бы

завязать дружбу, и не только с Мегой, но и вообще с молодежью.

Между тем Мега, пристально наблюдавший за Старейшинами, заметил, как все они заискивают перед Хранителем. Стоило ему только появиться на пороге — и они бросались к решетке приветствовать его. Мега видел, как они униженно следуют за ним вдоль прохода, какими преданными глазами глядят, пока он кормит их или прибирает в клетках, а главное — как Хранитель реагирует на низкопоклонство, разговаривая с ними ласково и время от времени оделяя их какими-то лакомствами.

Только потом Мега понял, как ловко и умело Старейшины организовали жизнь в вольере, чтобы при любых обстоятельствах получать все самое лучшее: самые просторные клетки в самом теплом углу, самое лучшее время для прогулок по игровой площадке, недоступное для других уединение в уборной и — самое главное — право быть первыми у кормушки. Правда, ни одна из норок никогда не бывала по-настоящему голодна, однако лишь Старейшины постоянно жирели, и шерстка у них неизменно лоснилась. Старый Массэм вообще еле ходил, и даже у Габблы, самого активного и подвижного из Старейшин, глазки просто утопали в складках жира и казались крошечными, глубоко посаженными, хотя у всякой нормальной норки глазки-бусинки обычно несколько навыкате.

Когда Габбла вышел из своей клетки и призвал собрание к порядку, Мега невольно придвинулся к Мате, которая улыбнулась ему так, что голова у него закружилась.

Габбла громко откашлялся.

— Как вы все знаете, наш Хранитель принадлежит к человеческой породе, — сказал он своим глубоким, густым голосом. — Люди — выдающиеся существа, не так ли?

Слушатели покорно кивнули.

— Они такие большие, что мы должны относиться к ним с уважением, верно я говорю?

Молодые норки снова кивнули. Они очень хорошо знали, как соотносятся размеры с физической силой,

которая для жизни в вольере значила многое, если не все.

— И у них вовсе не одна шкура, как у нас, — напомнил Габбла. — У людей бывает несколько шкур, которые они снимают и надевают по желанию или по погоде.

Глашатай был совершенно прав. Летом, в самую жару, которая, к счастью, прошла, их Хранитель надевал самую легкую шкуру, в то время как норки продолжали париться в своих мехах. Сменные шкурки — это действительно умно! Все молодые норки сошлись на этом единодушно.

— Люди вообще очень хитрый народ, — продолжил Габбла, словно прочтя их мысли. — Вот почему именно они, а не мы создали мир, в котором мы живем. Это они построили из бревен наш теплый и крепкий сарай, они соорудили наши прекрасные клетки, а ведь это далеко не все, что они могут. Вспомните: если им нужно, люди умеют превращать ночь в день!

Молодняк яростно кивал. Фокус со светом, который время от времени проделывал Хранитель, не переставал восхищать их.

— Да, люди могущественны, но они добры к нам! — возвысил голос Габбла и ободряюще улыбнулся. — И больше всех любит норок наш Хранитель. Ну-ка, скажите, кто дает нам нашу восхитительную еду?

— Наш Хранитель, — хором отозвались неофиты, впрочем не без некоторого колебания. Память о всеобщем мучительном запоре была еще свежа.

— Совершенно верно! — с энтузиазмом подхватил Габбла.— И не забудьте о воде. А однажды, если мы будем хорошими и не будем огорчать нашего Хранителя, он заберет всех нас в Счастливую Страну, где мы вечно будем жить в неге и довольстве.

Габбла благодушно обежал собрание взглядом своих заплывших жиром глаз.

— А теперь давайте на минуточку представим, что Хранитель не является нашим лучшим другом. Давайте вообразим, что он — наш враг.

При мысли об этом Габбла нахмурился.

. — Если бы дело обстояло так, как я только что сказал, разве стал бы Хранитель держать нас в этих замечательных клетках? — продолжил Глашатай и улыбнулся, отчего его черные глазки вовсе исчезли в складках кожи. — Какая ему от этого польза? Не думаю, чтобы Хранитель мог нами питаться,— мы, пожалуй, жестковаты, разве не так?

На этот раз ответный смех был просто вежливым. Никто из норок еще никогда не задумывался, каково это — быть съеденным.

— Нет, если бы Хранитель был нашим врагом, он бы убил нас всех до одного! — с торжеством провозгласил Габбла. — Посудите сами, к чему ему надрываться и выполнять всю тяжелую и грязную работу — включая уборку наших испражнений, — если бы он не любил нас?

В толпе послышались смешки. Слово «испражнения» считалось грубым.

Габбла тем временем держал паузу.

— Давайте перейдем к следующему вопросу, — важно промолвил он наконец. — Перед вами, молодежью, стоит важная задача — задача продолжения рода.

Снова приглушенное хихиканье. Кое-кого уже начали волновать вопросы пола, хотя дело редко заходило дальше подробного и тщательного исследования соответствующих органов у себя и друг у друга.

— Ладно, повеселились — и хватит! — резко бросил Габбла. — А теперь слушайте меня внимательно. Для того чтобы наш род — род норок — продолжался и продолжался, вы должны всегда оставаться в клетках. Ведь именно о внешнем мире ваши Дурные Мысли, разве не так? И все вы не раз думали об этом, уж я-то знаю… И не только в ночь полнолуния. Признайтесь: каждого из вас когда-нибудь да посещала мысль о том, что неплохо было бы сбежать из вольера и отправиться путешествовать.

Под взглядом Глашатая молодые норки опустили головы и принялись коситься друг на друга.

— Когда вы были маленькими, вы думали как дети, говорили как дети и поступали как дети, — сурово продолжал Габбла. — Но теперь настала пора подрасти. Внешний мир может казаться вам привлекательным, может искушать вас, но запомните, что я вам сейчас скажу: мир снаружи не для вас!

Голос Габблы стал хриплым, он внушал мистический ужас, к тому же Глашатай принялся ритмично постукивать по полу передней лапой.

— Каждый должен всегда помнить, что, как только кто-нибудь из вас ступит за порог вольера хоть одной лапой, на нас обрушится небо! Это священное знание было доверено первым норкам в незапамятные времена, и с тех пор никто из нас не посмел его нарушить, ибо кара будет ужасна. Небо упадет, и под обломками погибнут все норки мира. И тогда наш народ исчезнет навсегда!

Я не стану повторять это еще раз, — строго, с угрозой проговорил Габбла, переведя дух. — Отныне вы должны навсегда отринуть все Дурные Мысли. Что бы вам ни мерещилось, для вас нет другой жизни, кроме здешней. Так что случится, если хоть один из вас попытается сбежать?

— Небо, небо упадет! — недружно крикнули самые робкие, самые пугливые.

— Вот именно! — завопил Габбла во всю силу своих легких и снова топнул лапой. — Небо упадет из-за одно-го-единственного ослушника, который будет слишком цепляться за свои Дурные Мысли. Это он будет во всем виноват! Потому что если кто-то из вас попробует бежать, тогда случится — что?!.