Если вчера война... - Олег Таругин Страница 8

— Леша, — (помянутый Качанов, судя по двум эмалированным прямоугольникам на петлицах форменной гимнастерки, старший лейтенант госбезопасности), — не нарвемся? Это тебе уже не ствол в присутствии товарища Мехлиса осколочно-фугасным прогревать...

— Нет, Серега, — Ивакин твердо взглянул в его лицо, - нет. Чувствую, что по настоящему все закрутилось. Или началось — ты ж сам предупреждал, помнишь? Румыния, будут диверсии и провокации, все дела? Вот, похоже, именно оно.

— Командование принял на себя? — У лейтенанта Ивакина неприятно кольнуло под той самой хрестоматийной «ложечкой», но отказываться уже было поздно. Да и невозможно, если так подумать. Спокойно взглянув в глаза товарища (вот только с этого самого момента товарища ли, не гражданина, часом?), он кивнул.

— Так точно, товарищ старший лейтенант государственной безопасности, принял! — Лицо Качанова дернулось — он понял намек. Понял и отвернулся, глухо пробормотав в выкрашенную светлой краской стену каземата:

— Лейтенант Ивакин, ваши действия считаю правомочными. Принимайте командование батареей и исполняйте свои обязанности.

Не отвечая, Ивакин бросился в коридор. Когда закручивается такое, не до разборок и обид. На самом деле, случись что, отвечать в любом случае станут все трое — и он, и особист, и невесть куда запропастившийся политрук. С этой мыслью лейтенант, принявший командование батареей БС-412, выскочил к ведущему на поверхность трапу...

* * *

— Пристрелочным, огонь! — отмахнул лейтенант, привычно приоткрывая рот — грохот 180-мм морской пушки, один только ствол с казенником которой весит почти двадцать тонн, это что-то! Привычно ухнуло, прибивая пожухлую траву, подбрасывая масксеть и взметывая степную пыль в радиусе десятка метров от среза ствола, мощный казенник поехал назад. Впрочем, Ивакин смотрел совсем в другую сторону — в море. Ни к дальномерщикам, ни на КП он не пошел. Что такое полторы мили моря плюс полтора же километра берега для дальнобойного морского орудия? И так все, что нужно, увидит — в бинокль, конечно. Увидел. Болванка вспенила волну в полукабельтове от борта вражеского корабля. Обслуга перезарядилась, наводчики получили корректуру с дальномерного поста:

— Второе орудие! Огонь!

Опустив бинокль, лейтенант довольно хмыкнул: а ведь практически накрытие! Причем болванками! Конечно, корабль стоит прямо перед носом, да и дистанция откровенно несерьезная, но сам факт, сам факт...

Лейтенант хорошо помнил помянутый особистом случай, когда на учебных стрельбах он для прогрева ствола выпалил штатным ОФ. Присутствующий на стрельбах по поводу сдачи в строй батареи заместитель наркома обороны и начальник ГПУ Красной Армии товарищ Мехлис Лев Захарович, который затем долго объяснял, сколько стоит для рабоче-крестьянского государства 180-мм боевой осколочно-фугасный снаряд и заряд к нему и какие трудности испытывает Родина в тисках империалистического окружения. Ивакин потел под взглядами замнаркома и особистов, грустно прикидывая, чем все это аукнется именно ему, и продолжал слушать о том, что «наши враги, товарищ лейтенант, только и ждут момента, когда красные командиры вредительски израсходуют боевые снаряды для прогрева стволов и выжигания лейнеров»...

Последнее запомнилось особенно: молодой артиллерист не ожидал, что корпусной комиссар разбирается не только в политике партии и международных вопросах, но, как выяснилось, еще и «прогрев ствола» с, как говорится, «разогревом стола» не путает! Не говоря уже про лейнера. К слову, никаких особых последствий у того памятного разговора и не было: Мехлис неожиданно улыбнулся, подошел вплотную к стоящему навытяжку лейтенанту, готовому вот-вот потерять сознание от напряжения, и... похлопал Ивакина по плечу.

— Ну, да ничего, Алексей Иванович, я так думаю, вы правильные выводы сделаете, ведь верно? — Ошарашенный тем, что комиссар еще и запомнил его имя-отчество, он лишь едва заметно кивнул, с трудом выдавив сквозь напрочь пересохшее горло:

— Т...так точно... Сделал... выводы...

— Вот и хорошо. На этом мы тему и закроем. — Мехлис многозначительно взглянул в сторону батарейных энкавэдистов. — Пойдемте дальше, товарищи, покажете мне ваш, так сказать, боевой артиллерийский быт.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, Ивакин скомандовал замершему в ожидании краснофлотцу:

— Внести правку. Залп на поражение. При накрытии — беглый, осколочно-фугасными, расход — три снаряда.

— Есть! — сверкнул тот глазами, поспешно ссыпаясь в бетонированный артдворик: ну, еще бы, сейчас их — именно их! — орудия, впервые в истории молодой батареи, откроют огонь на поражение реальной морской цели! Да и не просто цели, а вражеского боевого корабля!..

Лейтенант снова улыбнулся и не спеша поднял к глазам бинокль. Теперь уже все равно. Если он ошибся, уже не спастись, если нет — ходить ему героем. И не только ему. Позади ахнуло, прошелестел, теряя поясок, снаряд. Попадание! Ух ты, мидель-шпангоут, отлично! Ай молодцы, ребятки! Сейчас еще три, но уже боевых, а там посмотрим... ОГОНЬ!..

Боевая рубка эсминца УРО ВМС США «Макфол», 1,5 мили от берега

Лейтенант-коммандер Тимоти Шор с удивлением смотрел на многометровый всплеск пристрелочного залпа, вздыбивший море в полукабельтове от борта. Что за хрень? Разве регламент учений предполагал морские стрельбы? Да и нет у русских... тьфу, то есть у украинцев, с которыми у них сейчас полный «партнершип», береговых батарей. Какие вообще морские батареи в XXI веке — в веке умного оружия, наводящихся по лучу ракет, точечных бомбардировок, ОР8-навигации и прочих изысков высоких технологий?! Ну разве что мобильные комплексы типа «Берег», но это уж точно у русских. А это? Артефакт прошлого, никак не иначе. Бред, короче.

Пока Тимоти предавался размышлениям об артефактах минувших времен, со стороны берега, нежно курлыкая, прилетел еще один привет из прошлого, подняв очередной водяной столб ярдах в двадцати, — отдельные брызги даже долетели до мостика. И в этот момент лейтенант-коммандер Шор уже начал что-то понимать. Например, то, что это явно не случайный залп неведомой батареи, не нанесенной ни на одну карту, что стреляют прицельно именно по его кораблю. Все еще не верящий до конца в чудовищную реальность происходящего, Тимоти обернулся к ошарашенному вахтенному:

— Боевая тревога, якорь поднять, начать маневрирование. Готовиться к отражению артиллерийской атаки крупного калибра. Команде занять места согласно штатному расписанию! Известить объединенное командование и штаб флота о нападении на корабль ВМС США (уже отдавая это приказание, лейтенант-коммандер краем сознания припомнил, что буквально несколько минут назад пропала радиосвязь и сигналы с навигационных спутников, и пока спецы из радиотехнической службы еще не разобрались, в чем дело). Активировать бортовые оружейные комплексы в боевом режиме, быть готовым...

Третий пристрелочный снаряд финишировал на три фута выше ватерлинии. Усиленная кевларовым волокном броня не смогла противостоять стокилограммовой болванке, с легкостью пробившей обшивку и завершившей путь в несущей конструкции корпуса, изрядно повредив последнюю. Корабль ощутимо вздрогнул, и коммандер поверил окончательно. Но было уже поздно — так же поздно, как поздно будет седьмого декабря будущего, 1941, года останавливать японские палубные бомбардировщики «Айчи» или торпедоносцы «Никадзима», вышедшие в точку сброса над Перл-Харбором.