Блюз для винчестера - Евгений Костюченко Страница 8

Его руки нетерпеливо сжимали ложу дробовика, но глаз не мог отыскать никакой мишени. "То ли дело наш лес, — вспоминал Степан Гончар. — На каждом шагу то бутылка, то банка". Рядом с тропинкой из снега торчали сухие стебли, а чуть дальше он увидел запорошенный бугорок. До него было метров пятнадцать — двадцать.

"Сойдет и бугорок, — решил Степан. — Надо же хотя бы проверить оружие". Он вскинул тяжелый дробовик и прижал приклад к плечу.

И вдруг запорошенный холмик среди стеблей взорвался целым облаком снежной пыли!

Крупная белая птица, громко и часто хлопая крыльями, вспорхнула из-под снега и полетела прочь, роняя серые перья.

Вот так мишень! Голубь? Нет, куропатка?

Степан настолько растерялся, что забыл выстрелить вдогонку. Птица взмыла над рядком густых кустов и нырнула вниз, скрывшись за сетью ветвей. Неужели упустил? Что же это за птица? Куропатка?

Какая разница! Потом разберемся! Гончар спохватился и побежал следом.

Он был уверен, что птица не улетит далеко. Она казалась тяжеловатой для долгих перелетов. Наверняка сейчас сядет там, за кустами, и замрет, чтобы стать невидимой на фоне снега. Шаги охотника, конечно, снова вспугнут ее, но на этот раз Степан не даст ей улететь далеко.

Пробежав по колено в снегу метров тридцать, Степан обогнул кустарник. Но куропатки здесь не было. Он успел краем глаза заметить какое-то движение совсем в другой стороне. Повернулся и увидел, как птица скользит над снегом, почти касаясь его кончиками крыльев. Вот она снова взмыла и пропала за длинным сугробом.

"Одурачила! — возмутился Степан Гончар. — Какой маневр! Но не может же она его проделать два раза подряд!" Он рванулся по глубокому снегу, готовый выстрелить в любую секунду" Перед ним появилась запорошенная коряга. Держа дробовик в одной руке, другой он оперся о широкий ствол поваленного дерева и, оттолкнувшись, перемахнул через него.

Ноги его провалились в снег гораздо глубже, чем он ожидал, и наткнулись на что-то мягкое. Степан потерял равновесие и рухнул в сугроб под корягой. В ноздри ударил резкий запах псины и еще какой-то дряни. Прямо под собой он вдруг увидел широкую собачью морду с оскаленными желтыми клыками.

Испуганно отталкивая эту морду дробовиком, Степан попытался выбраться наружу. Оглушительно ударил выстрел, ружье чуть не вырвалось из руки. Что-то горячее брызнуло в лицо Степану. Он рванулся и вцепился в сук, торчавший из коряги. Еще рывок, и он перевалился через дерево на другую сторону.

Отдышавшись, он вытер лицо снегом. Увидел красные слипшиеся комки и понял, что испачкался кровью. Быстро переломил дробовик, из которого вылетели дымящиеся гильзы. Трясущимися пальцами вставил новые патроны и на четвереньках отполз по снегу подальше.

Ему стоило немалых усилий заставить себя вернуться к коряге. Едва заметный пар клубился над разворошенным, в мелких красных пятнах, снегом. Тишина.

Степан понял, что убил собаку, лежавшую под корягой. Откуда там могла взяться собака? Может быть, барсук?

Да нет, он точно помнил эту плоскую серую морду. Собака вроде кавказской овчарки. Ему не хотелось снова заглядывать за корягу, и Степан повесил дробовик за спину.

Хватит, настрелялся. Ему было стыдно. Дурацкая шалость с оружием закончилась тем, что он нечаянно убил ни в чем не повинного пса. И какого черта собака забралась под ту корягу? Называется, нашла укромное местечко… На ходу оттирая снегом лицо и грудь от крови, Степан Гончар снова выбрался на свою тропинку и зашагал по ней к лесу.

Стоянка индейцев оттава выглядела именно так, как представлял себе Степан. На поляне, окруженной высокими елями, стояли три заснеженных конуса с торчащими наверху кончиками жердей. "Вот они, вигвамы", — догадался Степан.

Две серые лайки выбежали из-за вигвамов и залаяли, не приближаясь к пришельцу. Степан на всякий случай остановился.

В ближней палатке откинулся полог, и в проеме показалось бледное лицо. Собаки мгновенно умолкли и уселись на снег. Индеец стоял на коленях, придерживая полог рукой. Кожа его была совсем не красной, а сероватой, как оберточная бумага. Черные прямые волосы выбивались из-под засаленной шляпы с куцыми полями. Оттава, не мигая, смотрел на Степана и не поднимался с колен.

"Ну и как прикажете вступать с ним в контакт? — призадумался Гончар. — На каком языке тут принято общаться?" Он подошел ближе и сказал, указывая на себя пальцем:

— Я — Стивен. Сти-вен.

Затем он показал индейцу блокнотик с чеками:

— Доктор Фарбер. Бобры. Я брать бобры. Для доктор Фарбер. Давать тебе чек. Много бобер. Много чек. Понимаешь?

За спиной индейца захныкал ребенок. Оттава с трудом поднялся на ноги и вышел из палатки, опустив полог за собой. На нем был длинный, ниже колен, балахон песочного цвета, с темно-коричневой полосой по нижнему краю, с болтающимися деревяшками вместо пуговиц. Индеец запахнул полы своей одежды, продев деревяшки в плетеные петельки, и разгладил пальцами пряди волос, заводя их за уши.

— Мои дети плачут от голода, — сказал он. — Мое ружье и капканы украли белые. Все мои соседи умерли. Мы ждали смерти, но вместо нее пришел ты. Ты понимаешь, что я говорю?

Он говорил важно и медленно, его узкие черные глаза оставались полузакрытыми, и только с последними словами индеец посмотрел в лицо Степана.

— Может быть, ты знаешь только три слова — "бобры", "чеки" и "доктор Фарбер"?

— Это уже четыре слова, — сказал Гончар. — Не беспокойся, я все понимаю. Просто я никогда не говорил с индейцами.

— Я вижу. Значит, ты Стивен? Меня зовут Ке Шау Тин. Заходи, сейчас мы приготовим еду. А потом пойдем за бобрами для доктора Фарбера.

Степан, пригнувшись, шагнул под полог. В центре вигвама тлел среди камней слабый костер. Тонкие волокна дыма взвивались к отверстию в крыше. Неосторожно вдохнув добрую порцию спертого кислого воздуха, Гончар стиснул зубы, чтобы подавить рвотный рефлекс. Он разглядел в полумраке несколько бледных лиц с черными блестящими глазами. Дети лежали на шкурах, кутаясь в драные бурые одеяла.

Ке Шау Тин указал ему на место за очагом, напротив выхода, и произнес короткую фразу. Степан осторожно пробрался вдоль наклонной стены, опустился на корточки и протянул озябшие руки к огню.

Дети зашевелились, усаживаясь вокруг очага. Один из них, мальчонка лет десяти, поднялся, затягивая пояс на своем балахоне, и вышел вслед за отцом. Из проема повеяло таким свежим морозным воздухом, что Степан не выдержал и выбрался из вигвама.

Ке Шау Тин стоял на коленях перед лайкой, держа ее морду обеими руками. Собака беспокойно виляла хвостом, но не вырывалась. Вторая лайка лежала рядом на снегу, понуро опустив морду на вытянутые лапы.

— Она была хорошей собакой. — Оттава повернулся к Степану: — Я хотел убить ее завтра, но придется сделать это сейчас. Нам нужна горячая еда.

После ночи на перевале и прогулки по лесу Гончар не возражал бы против горячей еды. Но как только он понял, что индеец собирается накормить его мясом лайки, голод куда-то пропал. Зато вернулась способность соображать.