Железная вдова - Сиран Джей Чжао Страница 8

Родичи обходят меня молчанием до самого утра, когда я должна покинуть дом. Да и в этот момент они лишь выкрикивают мое имя.

Я, пошатываясь, встаю со своей соломенной постели, на которой промаялась всю ночь, и кручу, кручу в руке деревянную шпильку, как толстую палочку для еды.

Что они там раскричались? Увидели издалека планолет? Он должен отвезти меня к Великой стене.

– Тяньтянь! – Голос бабки приближается к двери. – Там к тебе какой-то парень!

Я спотыкаюсь, рука ударяется о спинку кровати.

Парень?

Нет. Нет, это не может быть…

Ошеломленная, я ковыляю к двери. Опасное предчувствие загорается в груди красным сигналом тревоги. Сердце колотится в кончиках пальцев, и кажется, будто оно, а не моя ладонь распахивает дверь.

От яркого света больно глазам. Потом, когда пятна исчезают, я вижу его. Ичжи. Залитый пылающими лучами солнца, он стоит перед входом и умоляет о чем-то моих родичей, а те хоронятся в темной глубине дома, словно пещерные создания. Его белый шелковый халат с вышитым золотым рисунком из бамбуковых побегов и листьев сияет, как нечто из потустороннего мира.

Я никогда не видела его иначе как в крапчатой лесной тени. На какое-то мгновение я сбита с толку – это и правда он? Но его мягкий тенор ни с чем не спутаешь.

– Тетушки, дядюшки, поверьте, я могу заплатить любую цену. – Он показывает моим родичам металлическую пластину своего удостоверения личности. – Прошу вас. Позвольте мне жениться на вашей дочери.

Мое сердце проваливается вниз, словно я пропустила ступеньку, спускаясь по лестнице вдоль террас.

Мои родичи потрясены. Отваливаются челюсти. Ладони прижимаются к губам. Бабка, стоящая ближе всех ко мне, переводит озадаченный взгляд с Ичжи на меня и обратно. Наверное, в их головах начинают звенеть колокола и взрываться петарды при виде его фамилии на табличке и адреса: Чанъань ^[6], столица Хуася.

Они могут вообще запретить мне садиться в планолет.

Не раздумывая и не произнося ни слова, я расталкиваю родичей, хватаю Ичжи за запястье и тащу в полумрак дома. Его рот удивленно приоткрывается. Он едва не спотыкается о порог. Но потом мы встречаемся взглядами, и его глаза вспыхивают, пронзая мое сердце уколом острой боли.

Я затаскиваю его в комнату деда и бабки. Даже его обувь звучит как-то иначе, соприкасаясь с нашим обшарпанным бетонным полом.

– Не входите, – предупреждаю я родичей, прежде чем захлопнуть дверь, подняв облако пыли.

Поворачиваюсь к Ичжи. Луч солнца из окна падает на него, как небесное лезвие, и в этом свете шелк его халата кажется лунно-белым, а кожа прозрачной.

Мой голос разрывает тишину.

– Это мой дом. – Ичжи выглядит настолько неуместным на фоне грязных деревянных стен, что я начинаю сомневаться – не сон ли все это? – Ты не должен был сюда приходить. Ни за что и никогда. Как ты вообще меня нашел?

– В официальной книге записей. – Он сглатывает, глаза, обрамленные густыми ресницами, гаснут. – Цзэтянь, я могу отвезти тебя в столицу.

– Нет, не можешь! – выпаливаю я, потому что родичи наверняка подслушивают. – Это ты просто так говоришь. Твой отец никогда не позволит нам пожениться!

– У него еще четырнадцать сыновей. Переживет.

– Да неужели? Разве он не хочет женить тебя на внучке какого-нибудь высшего чиновника? Вряд ли он стал самым богатым человеком в Хуася потому, что упускал возможности!

– Тогда мы создадим свои собственные возможности. Мы разберемся с этим вместе. Пока есть жизнь, есть и надежда. – Ичжи поднимает мою ладонь в поток света из окна. Его слова дрожат, как зимний воздух, и падают, как снег. – Но какую жизнь я бы себе ни создал, она бессмысленна без тебя.

Свет колышется перед моими глазами, размывая лицо Ичжи.

Я знаю, каково это – испытывать боль. Я знаю, каково это – сносить побои и оскорбления, каково это, когда тебя запирают, калечат и швыряют, как мусор. Но это?

Как справиться с этим, я не знаю.

Это кажется нереальным.

Это не может быть реальным.

На это я не клюну.

– Да брось! – Я выдергиваю руку. Уголки глаз горят, в них набухают жаркие слезы. Голос трескается от сухого смеха. – Крестьянская девчонка из приграничья выходит замуж за парня из самой богатой семьи Хуася? А покруче сказки ты не придумал? Я не четырехлетняя девочка, которой можно задурить голову.

Свет окончательно уходит из его глаз.

– Цзэтянь…

– В твоей семье я стану наложницей, большего мне не позволят. И хватит притворяться, что есть другие варианты. – Я отступаю, пошатываясь. – Ничего не выйдет. Начнутся проблемы, когда я откажусь пресмыкаться перед мерзким свинтусом, твоим папашей. Когда я откажусь прислуживать жене, которую тебе выберут. Когда я откажусь вынашивать твоего сына. Потому что я не позволю чьему-то отпрыску раздуть мое пузо и навечно связать меня по рукам и ногам. Даже твоему. И ты не сможешь все это предотвратить, потому что тебе восемнадцать и то подобие власти и денег, которое у тебя есть, зависит от милости твоего отца. Или мы можем храбро сбежать и прожить скромными рабочими-мигрантами в каком-нибудь городке. Но я, не добившись того, что хотела, буду несчастна. Я буду постоянно думать о том, что добровольная смерть принесла бы мне большее удовлетворение, чем побег с тобой. Ты этого хочешь? Такой жизни тебе хочется, Гао Ичжи?