Карельский блицкриг - Владимир Панин Страница 8

Думенк и Дракс выразили свое понимание озабоченностью господина маршала и выразили твердое убеждение, что ответы поступят в самое ближайшее время. А чтобы зря не собираться, французы и англичане объявили перерыв в работе на четыре дня, до 21 августа 1939 года.

Ход был чисто иезуитский, но Ворошилов согласился на него. Во-первых, чтобы не видеть эти лощеные лживые лица своих переговорщиков, а во-вторых, в надежде, что дело все же сдвинется с мертвой точки и договор все-таки будет подписан.

Двадцать первое число оказалось переломным. Переломным не в плане того, что начатое сутки ранее наступление советских войск в Монголии застало противника врасплох и развивалось весьма успешно. Выяснилось, что, несмотря на все заверения посланцев Лондона и Парижа, ответ правительств Англии и Франции вряд ли будет скоро получен. Что ставило на переговорах жирную точку.

– К моему огромному сожалению, я ничего не получил из Парижа, относительно вопроса о проходе советских войск по территории Польши. Я отлично понимаю нетерпение маршала Ворошилова и президента Сталина, но, к сожалению, ничего не могу с этим поделать. Вопрос оказался очень сложным, и мое правительство должно его всесторонне обдумать, прежде чем дать на него свой ответ. Прошу понять меня правильно… – Думенк театрально развел руки, отдуваясь в этот день за двоих. Адмирал Дракс передал через него советской стороне, что не сможет принять участие в этом заседании.

Возможно, что англичанин боялся возможного гнева Ворошилова, а быть может, по привычке подставил своего компаньона по переговорам. Все может быть, но на этом переговоры в Кремле завершились.

Француз и англичанин радостно информировали свои правительства о завершении своей миссии, когда Сталин предпринял неожиданный демарш. Плюнув на все приличия и неприличия большой политики, он сделал совершенно неправильный ход, по мнению премьера Чемберлена, но оказавшийся единственно верным для интересов Советского Союза.

Соблюдать верность своим идеологическим принципам большое дело, но когда на первый план выходят интересы государства, ими можно пренебречь. Предчувствуя, что переговоры с французами и британцами могут окончиться ничем, Сталин через своего личного представителя в Берлине с начала августа стал зондировать почву о заключении пакта о ненападении между Германией и СССР.

Советская сторона была единственной державой в Европе, которая не имела таких пактов с Германией. Англия, Франция, Бельгия, Италия, Венгрия, Румыния и Польша их имели, а у Москвы его не было. Его наличие гарантировало, что немецкая и советская стороны в случае их конфликта с третьими странами не будут втянуты в войну и решат возникшие между ними проблемы за столом переговоров.

Узнав от Риббентропа о возможности договориться со Сталиным, Гитлер обрадовался. По-прежнему считая, что для большой войны вермахту нужно нарастить мускулатуру, фюрер получал от Сталина гарантии о невмешательстве в его войну с поляками. Сталин также получал гарантии, что на его западных границах уже сегодня не возникнет война, а значит, это выигрыш во времени и возможность смыть со своих красных знамен позор двадцатого года.

После стремительного уточнения деталей и получения письма от Гитлера с предложением о начале переговоров нарком по иностранным делам Вячеслав Молотов передал германскому послу Шуленбургу согласие Сталина принять Риббентропа в Москве для подписания договора о ненападении. Все это было сделано в течение второй половины двадцать первого августа.

Известие о том, что Риббентроп собрался лететь в Москву, вызвало шок в Париже и Лондоне.

– Этого не может быть! Просто не может быть!! – гневался Чемберлен на чиновников, посмевших доложить ему на ночь глядя такое известие, но это было фактом.

Растерянность и раздражение охватило британцев от осознания, что их хрустальная мечта о большой войне на востоке разлеталась на куски.

В отличие от своих коллег, Даладье попытался не допустить подписания советско-германского договора. Поздно вечером генерал Думенк получил телеграмму, которая извещала его о согласии Франции на возможность прохода советских войск по территории Польши.

Об этом генерал немедленно сообщил Ворошилову и попросил встречи утром 22 августа. И вновь на ней не было англичанина Дракса, что хорошо объяснялось телеграммой, присланной из Лондона советским послом.

«Вчера в политических и правительственных кругах по поводу визита Риббентропа в Москву царил страх, сегодня – все в панике», – написал Майский, и это было правдой. Удар, нанесенный Сталиным, был столь сокрушителен, что для англичан требовалось время, чтобы прийти в себя, и вести переговоры вновь пришлось Думенку.

– Господин генерал сообщил мне, что получил ответ своего правительства по поводу нашего вопроса. Я прошу ознакомить меня с текстом этого документа. Также я хотел бы знать, имеется ли у английской миссии ответ по тому же вопросу… – голос Ворошилова звучал спокойно и размеренно. Весь его вид говорил, что наркому уже малоинтересно, что он услышит на этот раз, и это вызывало страх у француза.

– К сожалению, я не имею на руках такого документа. Я только получил сообщение моего правительства, что ответ на основной, кардинальный, вопрос положителен. Иначе говоря, правительство дало мне право подписать военную конвенцию, – осчастливил Думенк маршала, но на его лице не появилось долгожданной радости. Все так же сдержанно и холодно Ворошилов спросил, согласно ли правительство Великобритании подписать военную конвенцию, чем поставил генерала в затруднительное положение.

– Я не знаю, получил ли адмирал Дракс подобный ответ от своего правительства, но знаю, что адмирал согласен с тем, что конференция должна продолжиться, – выкручивался француз, и это вызвало усмешку у Ворошилова.

– Я очень рад за адмирала Дракса, но мне нужно официальное согласие британской стороны на подписание конвенции.

– Очень может быть, что такие бумаги будут у него на руках завтра, и мы сможем подписать военную конвенцию, – настаивал Думенк.

– Очень может быть, – согласился с ним нарком. – Скажите, господин генерал, а правительства Польши и Румынии согласны на проход Красной армии через их территорию. Ведь может получиться, что мы с вами согласуем этот вопрос, а они нам откажут, так как они не давали своего согласия на это.

Вопрос был задан напрямую, и было жалко смотреть на генерала, скромно потупившего свои очи.

– Я не знаю, какие были переговоры между правительствами, могу сказать только то, что сказало мое правительство.

– Благодарю вас, господин Думенк. Я немедленно доведу до сведения моего правительства о том, что вы мне сообщили. О времени нашей новой встречи вам будет сообщено дополнительно. Всего доброго, – учтиво попрощался с французом нарком и удалился.

Финальную точку в этих переговорах ни о чем поставил прилет Риббентропа в Москву. Там было все. И торжественный прием в Кремле, и визит в Большой театр, и необъятный букет хризантем от рейхсминистра балерине Улановой, и самое главное, подписание договора о ненападении.