Цифры нации - Николай Старинщиков Страница 8

– Ступай на кухню! – велел Кошкин, повысив голос.

Однако Машка не сдвинулась с места.

Гости направились в душ. Машка пошла за ними следом своей изысканной, но не ко времени, походкой, крутя бедрами. Проводив их до конца коридора, вернулась и застыла возле хозяина. Этим ее действия ограничились: она не хотела ничего понимать, холодно смотрела в сторону ванных комнат и тяжело дышала.

– Что с тобой, у тебя вирус? – удивился Кошкин.

Машка многозначительно закатила глаза к потолку и промолчала. Потом отправилась в спальню, легла в постель и, закрывшись с головой одеялом, беззвучно заплакала. Такова была последняя, улучшенная версия данного андроида.

Кошкин отправился к себе в кабинет, вынул из стола пульт управления и хотел было нажать красную кнопку, но передумал: после отключений Машка отказывалась с ним разговаривать. Капризной оказалась подобная разработка, и тут Владимир вдруг вспомнил – ведь звонила же Машка кому-то в его отсутствие! Причем его голосом! А это могла быть подстава: тот, кто говорил с Машкой, считал, что говорит с Кошкиным. У Машки был собственный встроенный блок связи. Она могла выйти на связь с кем угодно. Он нажал кнопку на пульте, посмотрел исходящие звонки. Оказалось, Мария в его отсутствие звонила Софье Степановне.

Телефон в его кармане вдруг дернулся: звонила матушка. Кошкин нажал кнопку, и зазвенел материн голос:

– Ты что же, сынок, отключаешься? Наговорил кучу гадостей – и в кусты?!

Кошкин молчал.

– Ответь немедленно матери! Ты слышишь меня?!

– Слышу…

– Тогда объяснись… У меня в голове не укладывается…

– Это не я звонил, мама, – сказал Кошкин и стал объяснять ситуацию. По его словам выходило, что временами андроиды в состоянии говорить голосами хозяев, что это не основание, чтобы карать служанку. Однако подобное пояснение лишь подхлестнуло Софью Степановну.

– Ты не представляешь, чем это чревато! – закричала она снова. – За твоей спиной плетутся интриги, а ты в неведении! Допустим, выйдешь ты в город, а тебя повяжут опять… Говорила, гони прохиндейку. Одному лучше, раз так повелось. Встал утречком, позавтракал, поработал, – наставляла родительница. – Потом прогулялся. Глядишь, оно и пройдет.

– Не повяжут… – сказал Кошкин. – Она помогает мне снять напряжение…

– Наговорила мне гадостей – тазиком не накрыть! – продолжала мать. – Так что вот так… Сейчас поздно, но завтра я разберусь на месте, кто из нас рогатее – она или я…

– Хорошо, – согласился Кошкин, отключил трубку и бросился в столовую накрывать на стол. Открыл холодильник, достал бутылку ирландского виски, поставил на стол. Затем, присоединив к виски бутылку особой московской водки, достал копченого лосося, нарезанного ломтями. Потом взял с полки кастрюлю, налил в нее воды из-под крана и, поставив на плиту, нажал клавишу.

В коридоре послышался шорох, и в кухню вошла Машка – тише воды, ниже травы. Паинька, а не робот-служанка.

– Будешь куражиться – отключу насовсем, – предупредил Кошкин. – Я тебя так отключу, что никакая программа не поможет. Ты слышишь меня?

Служанка кивнула.

– А теперь отправляйся в спальню, сядь и сиди там в кресле. И чтоб я тебя не слышал до утра. И запомни: ты всего лишь служанка. Ты не жена мне…

Машка сделала книксен и, развернувшись, ушла в спальню.

Шум воды в ванных комнатах тем временем прекратился. Катенька с Федором Ильичом вышли в коридор, присели в кресла возле журнального столика. Девушка была в халате Софьи Степановны. Федор Ильич сидел в спортивных брюках от Кошкина.

– Вода жесткая, – сказала Катенька, трогая пальцами мокрую голову и глядя в настенное зеркало.

– Да нет вроде… – Федор Ильич утирал полотенцем бороду.

Кошкин подошел к ним и пригласил в столовую.

– Раз уж так вышло… – Катенька отвернулась от зеркала, – нам бы еще постираться, Владимир…

– No problems! Стиралка в вашем распоряжении, – улыбнулся тот.

Катенька тоже улыбнулась и заговорила на английском, из чего до Кошкина дошел лишь вопрос, говорит ли он по-английски. Остальное осталось за кадром.

– Вообще-то я говорю на немецком. И то со словарем… Теперь это не так важно – любой андроид сойдет за переводчика.

– Она такая, – подтвердил Федор Ильич. – Она у нас полиглот. По радио научилась…

Кошкин потоптался на месте. Как ни крути, языкознание прошло стороной от него.

– У меня там вода кипит, – вспомнил он. – Как вы насчет пельменей?

– Это можно… – Федор Ильич посмотрел в сторону дочери. – Вещички бы только определить.

– Это мы сейчас, – оживился Кошкин. – Дайте их мне.

Забрав у гостя сверток, он ринулся в боковую комнату.

– Я сама! – Катенька вскочила и кинулась за ним, словно чего-то вдруг испугавшись. В тесной комнатке они едва не столкнулись. Девушка выхватила из рук Кошкина сверток и, снова сказав: «Я сама», тихонько толкнула плечом помощника к выходу.

Определившись со стиркой, они втроем сели к столу. Катенька, несмотря на уговоры, виски либо водку пить отказалась.

– На ночь глядя, извините, не пью…

– Она не будет, – подтвердил отец. – А я выпью… За знакомство…

Выпив и слегка закусив, они снова разговорились. Федор Ильич от выпитого расслабился и стал рассказывать про то, как с женой оказался в безлюдном лесу, как не на что было жить…

Катенька больше молчала и лишь иногда поправляла отцовский рассказ.

– Это по первости, – продолжал Федор Ильич. – А потом мы освоились. У нас достаточно средств – вплоть до связи и телевидения. Короче, был такой узел в лесу, в гористой местности… Я сам его строил, когда служил… Потом эти пришли… Безмозглые… И началась канитель. Представь, мне говорят, что меня нет, что никто мне теперь не обязан…

– Это точно, – усмехнулась Катенька. Как в песне: «Пятьсот километров тайга – живут там лишь дикие звери…»

– Действительно…

Федор Ильич с жалостью посмотрел в ее сторону.

– Прости меня, доченька. Прости, если сможешь.

– Папа…

– Это я затащил тебя в лес.

– Папа! – воскликнула Катенька. – Я родилась там! Никто меня не затаскивал!

– И то верно. Прости…

Кошкин потянулся к бутылке виски, однако Федор Ильич прикрыл свою стопку ладонью.

– На этом спасибо, Владимир, – сказал он, – нам добираться с утра.

Пельмени были съедены. Оставалось одно – спать. Поднявшись из-за стола, Кошкин повел гостей к месту ночевки. Дверь его спальни была открыта. Машка сидела в кресле, склонив голову набок.

– Ступай на кухню, приберись, – велел Кошкин, однако та даже не шевельнулась. – Ну, погоди у меня, – угрожающе произнес Кошкин, закрывая дверь. – Я с тобой еще разберусь. – И к Кате: – Надо менять настройку, а у меня руки не доходят.