2084: Счастливый новый мир - Алекс Беллос Страница 8

Старые самолеты, летавшие когда-то между городами и странами со скоростью девятьсот километров в час (даже не самый дальний перелет из Нью-Йорка в Лондон занимал невообразимо тягучие семь часов), к счастью, были почти списаны в утиль. Дозвуковые «Боинги» и «Эйрбасы» теперь можно было увидеть лишь в музеях авиационной техники, и очень редко – на местных авиалиниях в самых глухих уголках планеты. Мировая отрасль перевозки пассажиров коренным образом изменилась. Огромные двух– и трехэтажные пассажирские сверхзвуковые самолеты вместительностью от восьмисот до тысячи четырехсот пассажиров исправно курсировали между примерно сотней огромных универсальных аэропортов-хабов, расположенных вблизи всех крупнейших городов мира. Самолеты, летавшие медленнее и перевозившие меньшее количество пассажиров, стали попросту нерентабельны. В далекое, давно отжившее прошлое ушли и керосиновые двигатели. Авиалайнеры летали на сверхплотных аккумуляторах электрической энергии, средняя стоимость киловатта которой в мире, с поправкой на инфляцию, с начала XXI столетия снизилась в пять раз. Пассажиры могли перелетать океаны со средней скоростью около трех тысяч километров в час: полет из Нью-Йорка в Лондон таким образом, с учетом времени на взлет и посадку, длился два часа двадцать минут. Самый длинный в мире рейс Лос-Анджелес – Сингапур вместо мучительных семнадцати часов в тесных креслах теперь занимал не больше пяти часов в полном комфорте. Для самых занятых и богатых пассажиров существовала суперскоростная частная авиация, небольшие самолеты которой в полете ненадолго поднимались в безвоздушное пространство на границе с космосом: такие летательные аппараты могли пересечь Атлантический океан всего за час. С середины XXI века новые лайнеры имели столь гладкую, обтекаемую форму, что она гасила большую часть силы звукового удара, возникающего при преодолении самолетом барьера скорости звука, – таким образом, не создавая проблем с невыносимо громким шумом при взлете, так досаждавшим жителям окружавших аэропорты районов сто лет назад, во время полетов древних «Конкордов».

Роберт занял место во втором салоне, с анатомическим креслом, позволявшим при желании лечь в любой позе, вытянувшись во весь рост. Последние месяцы, несмотря на то что его карьера преподавателя квантовой физики в Гарвардском университете развивалась удачно, он нередко испытывал приступы депрессии. Его личный «мозговой помощник» – программа локального искусственного интеллекта, с которой всегда можно было комфортно обсудить наедине свои интимные, тайные психологические проблемы в трех базовых режимах («школьный друг», «любимая» и «психотерапевт»), диагностировала ему заниженную самооценку, недостаточно четко определенную жизненную цель, а также излишнюю склонность к самоанализу. На основании этого диагноза он мог бесплатно получать от государства сильнодействующие химические антидепрессанты последнего поколения ProPlus, приносившие почти такое же чувство яркого наслаждения, как тяжелые запрещенные наркотики-опиаты в далеком прошлом, но, в отличие от них, не угнетавшие выработку мозгом дофамина, поэтому почти безвредные. И все же Роберт, в отличие от многих своих сверстников, не испытывал тягу к химическим средствам улучшения настроения, опасаясь, что они вызовут у него непреодолимую зависимость. Он предпочитал более современные и безопасные способы улучшения своего ментального состояния.

Как только самолет набрал высоту – около двадцати километров, а горизонт океана далеко внизу стал казаться слегка закругленным из-за естественной округлости Земли, он надел наушники с встроенными электронными датчиками. Эта технология называлась brain spotting ^[8]. Роберт закрыл глаза, почувствовав, как сначала по лицу, затем внутри головы, а потом и по всему телу пошли слабые, едва заметные, но затем все более ощутимые волны мягкого, ненавязчивого, расслабляющего удовольствия. Он на секунду открыл глаза, чтобы выбрать на экране один из сотни напитков, которые рекомендовалось пить, чтобы компенсировать сухость воздуха в салоне. Сначала он хотел выбрать белое австралийское игристое вино, модифицированное, с повышенным содержанием лития, цинка и некоторых других важных микроэлементов. Но затем решил, что даже такой легкий, но быстродействующий алкоголь может ослабить, внести небольшие, но непредсказуемые помехи в работу сладостных сигналов brain spotting. Поэтому он заказал обычный морковный фреш с добавкой легко усвояемого кальция из раковин золотистых сейшельских моллюсков.

До посадки в Лондоне оставалось два часа. Стандартный сеанс полного антидепрессивного расслабления длился полтора часа. Наушники с мягкими влажными подушечками на тонких концах глубоко проникали в ушные раковины, не вызывая ощущения дискомфорта. Впрочем, о том, что какой-то из бытовых приборов может быть неудобным, уже давно не приходилось и говорить. Получая сертификацию на любой вид устройств, компании обязательно тестировали их на добровольцах – сначала с грейдом D, а затем, при отсутствии нареканий, предлагали бесплатные пробники и для граждан верхних классов. Если кто-либо из пользователей пожаловался бы на то, что прибор «немного неудобно лежит в руке» или просто своим видом «создает неприятную ассоциацию» с чем-то из глубокого детства, то шансов получить лицензию на производство такого предмета без глубокой переработки его дизайна у фирмы просто не было.

Наушники подключались к пульту, где можно было выбрать несколько программ. Роберт решил попробовать в этот раз нечто новое – режим ультраглубокого расслабления, который операторы здоровья (в прошлом называвшиеся настораживающим и откровенно попахивающим нафталином словом «врачи») рекомендовали в случае серьезных, повторяющихся приступов депрессии. Сидя в наушниках, Роберт откинул свое кресло до горизонтального положения. Послышалась мягкая, объемная, немного далекая, похожая на ненавязчивый ласковый шум океанского прибоя музыка, исполняемая на фортепиано. Система активировала излучение, направленное на лобные области мозга, ответственные за рациональное мышление и принятие решений. Именно этой части мозга люди обязаны способностью познавать мир, но она же, как правило, служит и источником нервного напряжения, психологической скованности и целого набора психических расстройств. Любой сеанс удовольствия, к какому типу он бы ни относился, начинался с максимального успокоения и даже в некотором смысле с отключения этой области тревожности человеческого сознания.

Мышцы совершенно непроизвольно приятно расслабились. Казалось, что все тело практически утратило чувствительность, а спина словно лежала на толстой мягкой пуховой перине. Ощущение было похоже на переход в фазу мягкого утреннего сна, но сознание продолжало полностью контролировать происходящее. Еще через две минуты невидимые лучи устройства медленно переместились в теменную область мозга. Там, глубже, под внешней оболочкой коры серого вещества, находился главный центр удовольствия. Мягко стимулируя его, излучение вырабатывало сначала небольшой, но затем плавно, ежесекундно растущий выброс эндорфинов. В этом процессе было важно избежать слишком резкого их всплеска с самого начала. Проблема физиологии заключается в том, что быстрый чрезмерный всплеск положительных эмоций (как в апогее интимной близости, или когда любимая команда забивает победный гол на последней минуте финала) сразу же активирует мощные внутренние блокираторы удовольствия (так, чтобы древний человек, добывший газель с нежным мясом, от радости слишком не расслабился и не упустил из виду крадущегося леопарда). Добиться сильного и при этом плавного, продолжительного, не исчезающего выброса эндорфинов в прошлом можно было лишь с помощью опиатов – например, такого грязного и опасного химического зелья, как героин. К сожалению, опиаты даже при однократном применении необратимо разрушали часть мозгового центра удовольствий, поэтому в конечном итоге вред организму и последующие физические страдания принимавшего их человека многократно превосходили экстаз, испытанный поначалу от их приема. Лучевое воздействие на центры счастья в мозге было запрограммировано так, чтобы приносить человеку разнообразные ощущения эйфории, но без вредных последствий для здоровья.