Фатальное колесо. Шестое чувство - Виктор Сиголаев Страница 78

Что-то я упускаю. Важное.

Впрочем, кто мне мешает расспросить об этом… Мотю?

– Знаете вы меня, товарищ старший лейтенант. Встречались уже. Дружинник, помните? Студент, староста…

– А-а! Студент. Так ты Гошу знаешь? Анисимова? Жаль, что я раньше был не в курсе. Как дела, Гоша?

– Не родила. Парень у тебя спросить чего-то хочет. Будь добр, Мотя, ответь.

– Зайдем.

Мы прошли в до боли знакомое помещение. Ничего не поменялось – стол, стулья. Дубинки. Запасные, что ли? Так быстро выходят из строя?

– Мы Пестро́ва ищем, – с места в упор заявил я. – Василия Кравсиловича. Вы меня тогда с ним задержали.

Мотя почему-то замялся. Я бы сказал даже – смутился. Глаза отвел.

А что происходит?

– Очень надо, Матвей! – включился Аниськин. – Мне надо. Позарез!

– Але, служба! – окликнул Мотя своих рядовых и лычконосных подопечных. – А ну погуляйте пока…

– Так мы только пришли…

– Свалили отсюда, быстро!

– Есть.

– Слушаюсь.

– Вот так!

Опорник опустел.

Мотя сидел за столом и напряженно растирал себе лоб.

– Ну так как? – нетерпеливо заерзал на стуле Аниськин. – Есть информация?

– Да есть-то есть, да… не про нашу честь.

– Не понял.

– Короче… «барабан» это. Стукач одного «важняка» из управления. А я его типа крышую здесь на участке. Да присматриваю, чтоб не распоясывался сильно.

Мы переглянулись с Аниськиным.

Ничего себе «стукач»! Ходит с нелегальным стволом и постреливает время от времени в оперативников из КГБ. А еще подрабатывает в свободное от «стука» время правой рукой подпольного мафиози от наркоты! Этот «важняк», интересно, знает о всех художествах своего подопечного? То, что Мотю они держат втемную, – это и дураку понятно, иначе старлей нам всего этого не рассказал бы. Его задача – изображать для конспирации свирепого околоточного да охаживать иногда замаскированного агента резиновым изделием по ребрам. Что еще тогда мне показалось очень странным. Переигрывал Мотя!

А вот «важняк»…

Не удивлюсь, если он в курсе. Если он…

И тут меня прошиб холодный пот. А что, если тот «важняк» и есть…

Да ладно! Не может быть. Ведь не девяностые еще пока на дворе! Мы только на стартовой полосе… пятнадцатилетнего забега в пропасть. И даже не прозвучал еще выстрел рокового стартового пистолета, который совпадет по времени с назначением на должность генсека туповатого комбайнера, возомнившего о себе невесть что.

Нет. «Важняк» – не Трафарет. Это вряд ли.

И… а кто нам мешает проверить?

– Адрес! – потребовал я угрюмо.

– Чего? – удивился старлей. – А ты не борзеешь, студент?

– Мотя, адрес давай! – вписался Аниськин. – И быстро! Мы сегодня уже одну гражданку из петли вытащили. Время уже не терпит!

– «Петлю» какую-то выдумали, – пробурчал возмущенно Мотя, ковыряясь тем не менее в ящике своего стола. – Вот адрес. Частника, сорок шесть. Тут рядом, на горке…

Мы снова переглянулись.

– Шестая бастионная рядом?

– Вплотную.

Пестрый и Кролик – соседствуют домами! Даже если и не бок о бок, но все равно – совсем рядом.

– Нас не было! – Аниськин резко развернулся и зашагал к выходу.

На редкость светские манеры.

– «Важняка» не сдадите? – бросил я напоследок.

– Дурак, что ли, студент?

Попробовать все равно надо было.

– Прощайте. Надеюсь, не увидимся.

А Аниськин был похож на гончую, взявшую свежий след. Можно даже было сказать – на легавую, но не хочется обижать мента резким, грубым словом. Уж больно у него тонкая душевная организация.

Что он чуть позже и доказал…

По адресу мы обнаружили частный одноэтажный дом с традиционно обширным внутренним двориком, неровно залитым бетоном из песчано-гравийной смеси. В этом районе у всех частников так: цементный завод под боком.

Двери неожиданно для нас обоих открыл сам Василий Кравсилович, и тут же, как и я недавно, был неприятно поражен тонкой душевной организацией и светскими манерами Аниськина. Точнее даже – сражен! Потому что от приветственного удара в челюсть хозяин домика бодро пролетел вглубь жилплощади метров на пять, а то и больше.

Мы вошли в помещение.

Слава богу, никаких мам-пап, жен-сожительниц, старушек-детишек дома не оказалось. Блин, Аниськин! Я один об этом думать должен? Сейчас пришлось бы успокаивать визжащую многоголовую гидру из женского сословия.

Обошлось…

– Гражданин… началь… ник…

Пестрый изумленно размазывал кровь по лицу, барахтаясь в обломках какой-то мебели. Главное – сразу понял, что мы не из бандитов.

– И тебе не кашлять, Пестров, – угрюмо поздоровался Аниськин. – Познакомимся?

Он зацепил какой-то стул и водрузил его прямо над хозяином спинкой вперед. Сам уселся сверху. Перекладина между ножками удачно пришлась ровно на шею Василия Кравсиловича.

– Девочку Машу помнишь?

– Как-кую… Машу…

Аниськин сильнее нажал перекладиной.

– Несовершеннолетнюю! Которую полтора года назад на «таблетке» нашли с передозом. Припоминаешь?

– Что-то не… припоми… А! Дышать… Дышать дай! Да-да! Помню. Я помню… Стул!

Я увидел, как дрогнула, а потом заледенела спина Аниськина.

– Эй! – тихо позвал я его. – Эй! Ты его сейчас задушишь.

Он еще раз дрогнул и ослабил нажим.

– Кто?

– Я не могу.

– Кто?!

– Уп… Стул!.. Трафарет… Стул отпусти… Это Трафарет, это не я!

– Кто Трафарет? Говори! Убью!!!

– Я не могу!.. Убивай! Давай, души меня, ментяра. Я все равно не скажу… А-а!.. Уп…

Я схватил Аниськина за плечо и сильно тряхнул его несколько раз.

– Да что ты делаешь?! Аниськин. Опомнись! Он нам живой нужен.

Он вскочил и отбросил мою руку. Яростно пнул стул, тот брызнул в сторону и в щепки разлетелся о стену. Навис над своей жертвой, до белых костяшек сжав кулаки. Его трясло. Но… он пока держался.

– Вася, послушай! – решил я попробовать договориться. – Погибшая Маша – его дочь. Родная. Понимаешь, что это значит?

Пестрый покладисто закивал, косясь испуганно в сторону Аниськина.

– П-пони…маю…

– Не понимаешь, Вася. Ой как не понимаешь!