Корректировщики - Светлана Прокопчик Страница 76

Оля ничего не сказала. Но запомнила. Они поехали к Якову домой, он показал любительский фильм, отснятый им летом на даче. Места действительно были красивые, но фильм Оле не понравился: бродят какие-то лопающиеся от самодовольства молодые люди, друг перед другом перья распускают. Ни ума, ни фантазии. Да и особого профессионализма в съемке она не увидела. О каком профессионализме можно говорить, если фильм — ни о чем? Если б Яков снял в ускоренном режиме, как цветы на рассвете распускаются, или подглядел за каким-нибудь зверьком, или хотя бы смешные эпизоды про людей — другое дело.

На тропинке, ведущей к остановке маршрутки, им встретилась девушка, посмотревшая на них дико, как на смерть с косой. Яков жутко смутился:

— Моя соседка. Она в меня безумно влюблена.

Оле стало неудобно. Она так хорошо представила себе, что должна была пережить та девушка в эту минуту!

В центре выбрали скверик потише, уселись на скамейку. Вспомнили предсказание Виктора. Яков уверял:

— Да про меня он говорил, про меня. Так что можешь не капризничать, все равно никуда не денешься.

Олю раздражали подобные заявления. Но она устала, а потому только отмахнулась:

— Не. Не выйдет ничего.

Он засмеялся:

— Что ж я, по-твоему, не могу в тюрьму сесть? Или задушить тебя?

Оля приняла шуточный уход от серьезной темы:

— Задушить не сможешь.

Он тут же принялся показывать, как он это будет делать. Оля уворачивалась, сдирала его цепкие пальцы со своей шеи и думала, что игры играми, а он мог серьезно ее задушить. Потом принялся щекотать ей под подбородком.

— Прекрати, — потребовала Оля.

— Всем девушкам так нравится, — сказал Яков. — Как кошке, чтоб мурлыкала.

— Да что я тебе, кошка, что ли?

— Все девушки немножко кошки, — согласился Яков.

— Я не все, — возмутилась Оля.

Принялась вырываться. Ему понравилось. Началась возня, он опять потянулся к ее горлу. Оля, чтоб отвести его пальцы, запрокинула голову. Яков взял ее за подбородок и поцеловал в губы. Оля стерпела.

Потом они разъехались по домам, Оля не разрешила провожать ее до квартиры. Ехала в метро и думала, что с Яковом возиться совершенно неинтересно. Он это делает, как взрослый играет в детские игры, с каким-то брезгливым снисхождением. И тут же переходит к поцелуйчикам, будто Оля возню для этого затевала. А ей нравилось просто играть, только если уж играть — так на совесть и без скидок на возраст.

С Моравлиным играть лучше, подумала она. Он включается полностью и никогда не выходит за рамки. Хотя… причем здесь Моравлин?

* * *

02 — 05 ноября 2083 года

пл. Венера, Ольгова Земля, космодром “Ольжичи” — Ольжичи — Адельгея — о. Юрик

Понятно, что слово “Внеземелье” у Ильи вызывало трепет, как у любого, кто там ни разу не был. Однако робость перед Космосом Илья умело скрывал. Таможенник на Плисецком космодроме даже не распознал в нем “первача” — их, таможенное, жаргонное обозначение новичков.

Сам перелет не оставил ровным счетом никаких ощущений. Иного и быть не могло. Пассажиров единственного пока гражданского лайнера “Афродита” усыпили еще на орбите. Затем — прыжок, и проснулся Илья уже над Венерой, так и не ощутив глубины бесконечного пространства. Ну и ладно, подумал он.

Космодром на Венере, где Илью должны были встречать, назывался “Ольжичи”, как и столица союзной колонии. Но находился далеко, причем не только от города, но и от Ольговой Земли. Базировался в океане в пятидесяти километрах от берега. Отсюда берега Ольговой Земли и не видны были. Считалось, что старт в этой точке планеты наиболее экономичен. Наверное, так оно и было, потому что американцы и европейцы тоже предпочитали ездить через “Ольжичи”, а на свои космодромы сажали только военные грузовики.

Войдя, как влитой, в посадочное “гнездо”, лайнер повисел около часа, остывая, а затем мягко скользнул вниз, в недра космодрома. Сойдя с борта лайнера, Илья зарегистрировался на терминале и минуты три топал по бесконечному коридору, все время поднимавшемуся. Постоял полминуты в шлюзе, пока его дезинфицировали. Вот я и на Венере, подумал он, стараясь проникнуться торжественностью мгновения. Тут ему это удалось, в отличие от “космического” эпизода. Местное Поле сразу дало понять, что он на другой планете.

В пассажирском зале к нему направился средних лет крепко сбитый мужчина.

— Моравлин? Илья Иванович? — уточнил он и деловито протянул руку: — Свиридов. Андрей Георгиевич, можно просто Андрей.

Илья слегка опешил. Разумеется, ему в числе прочих документов прислали триграфию встречавшего лица. Так вот, Свиридов на триграфии совсем не был похож на Свиридова в зале. Тот кивнул:

— Это самая безобидная из странностей Венеры. Я вас тоже не узнал. Все изображения, что пересылаются по сети или через спутники, — безнадежно искажены. Только если лайнером перевозить, но кто ж будет платить за почту такие деньги?!

Получив свой багаж, Илья прошел со Свиридовым к выходу. “Выходом” считалась собственно крыша космодрома, плававшая на поверхности океана. К этой крыше швартовались всевозможные плавучие средства передвижения.

Илья со Свиридовым поднялись на лифте, створки распахнулись на крыше. И тут на Илью обрушилось НЕБО. В буквальном смысле. Оно было совсем другим. Непрозрачным, матово-белым и как будто жидким. Свиридов засмеялся:

— А-а, этого все поначалу пугаются! Да вы попробуйте глаза закрыть, чтоб пейзаж не шокировал. Ничего, не стесняйтесь, психический удар вам сейчас ни к чему. А к завтрашнему дню уже привыкнете.

— Бесполезно, — сказал Илья. — Я все равно кожей чувствую, что не на Земле.

— Ах, ну да, вы же корректировщик. Тогда да, не поможет. У нас Поле другое, оно к вам приспосабливается, а вы к нему. Оно вас долго еще щупать будет. Но на самом деле с нашим Полем договориться проще, чем с земным. У вас какая ступень?

— Вторая в потенциале. — Илья даже удивился, с какой легкостью здесь говорили о корректировке. Как будто ничего страшного, нечеловеческого в этом не было. Хотя, с другой стороны, ведь здесь все создано корректировщиками, и для местных жителей корректировщики — явление естественное, чуть ли не обыденное.

— Ничего, ничего. Здесь будет третья. Наше Поле усиливает способности. Или ваше — занижает.

Отметил Илья и это подчеркивание разницы между “вашим” и “нашим”. Венериане уже не воспринимали себя частью земного человечества. И в этом была какая-то особенная прелесть.

У пирса их ждал транспорт. Танк. Нормальный венерианский танк. Тот самый, на котором Илья пытался приехать домой, чтоб мамочке показаться.

— Это у нас тут самый нормальный транспорт для дальних поездок, — пояснил Свиридов, ловко спускаясь в люк. — Конечно, мы их слегка модифицируем, адаптируем к нашим условиям. Воздушную подушку добавили, чтоб зеленку на берегу не ломать. Еще кое-что… Да потом посмотрите, если интересуетесь.