Тринадцатая реальность - Геннадий Ищенко Страница 76

— От чужого опыта отказываются только идиоты, — ответил я. — Надо только иметь голову на плечах, чтобы правильно судить о том, что нужно заимствовать, а от чего один вред. Сельское хозяйство — это основа, а у нас с ним полный порядок, несмотря на то, что мало хорошей земли и большинство до сих пор пашет не тракторами, а используя коней. Кое-где едят маловато мяса, но можно уменьшить продажу зерна за границу и пустить его на приготовление кормов. В деревнях избыток рабочей силы, поэтому нет недостатка в рабочих руках для заводов, нужно только улучшить образование. Инициативных предпринимателей тоже достаточно. Их придавили кредитами, но после национализации ряда банков, ставки по кредитам уменьшат до нормальных двух или трёх процентов. Наша промышленность хоть и уступает немецкой, но только раза в два. Инженеров много, поэтому будем сокращать этот разрыв. Средств теперь достаточно, а я ещё щедро поделился знаниями, так что не вижу больших проблем. Точнее, проблема всё та же — в руководстве. Если избавимся от дерьма, то дело пойдёт, если на это не хватит решимости или ума, то тогда действительно остаётся или революция, или идти под немцев.

— А если с ними объединиться, как они объединились с французами?

— Объединяться должны равные, — ответил я, — иначе для слабых такое объединение ничем не лучше порабощения. Уничтожить не уничтожат, но и равными не признают. Большая радость для нас и наших детей быть людьми второго сорта? Предки, создавшие самую великую империю в мире, перевернутся в гробах от унижения! А в перспективе… почему бы и нет? Только если такое объединение и случится, то очень нескоро.

— Споёшь? — напомнил Олег.

— Не хочется, — признался я. — И до прихода твоего брата не было настроения, а после — и подавно. Мне здесь уже осточертело! Хочется выйти на свободу и заняться каким-нибудь делом. Пусть под присмотром, потому что просто так меня никто не отпустит. Мне уже и петь надоело, хотя буду продолжать из-за жены. Больше хочется писать. Видимо, желание одной половины личности, совпадает с желанием другой.

— А как ты себя чувствуешь после вселения в это тело?

— Прекрасно я себя чувствую, — ответил я. — Ты просто не понимаешь. Нет никакой раздвоенности и двух личностей. Всё давно слилось воедино, а их упоминаю только для удобства.

— Если уедете, будете со мной видеться?

— Ты мне нравишься, — откровенно ответил я. — С тобой я общался бы и без просьбы императора. И Вере ты симпатичен, вот только эта любовь… Влюбись в хорошую девушку, на которой позволят жениться, а потом милости прошу к нам, ну или мы к вам приедем. От одной любви может спасти только другая, и чем раньше ты её найдёшь, тем лучше. Других средств просто нет.

— Что вы можете сказать по поводу этой бумаги? — спросил президент Американских штатов Чарлз Фелпс Тафт государственного секретаря Джеймса Гранта. — Русские не рехнулись? Неужели они думают, что мы отдадим им один из наших штатов?

— По договору должны, — ответил Грант. — Правда, в нём предусмотрена возможность продления срока аренды, но при согласии обеих сторон.

— Чем они располагают на Тихом океане? — спросил президент.

— Их флот рассчитан на оборону в портах от Японии и будет нам на один зуб, — ответил Грант. — Черноморский флот довольно сильный, но его не переправят на Восток. Долго, дорого и на их побережье нет нужной инфраструктуры. Кроме того, это опасно из-за Великобритании, да и мы сможем ввести свой флот в Чёрное море.

— А что у нас по свободным кораблям? — спросил Тафт. — На днях адмирал Барретт жаловался, что ему не хватает сил для оккупации французских колоний.

— На русских хватит, — заверил президента Грант. — Но прежде чем воевать, я попробовал бы решить дело миром. Они не продлят аренду за такую смехотворную сумму, но в любом случае плата может оказаться дешевле войны. В другое время я не возражал бы, но у нас впереди разборки с немцами, а в них флот станет главным аргументом. Кроме того, я не хочу, чтобы в нашем споре за колонии русские выступили на стороне немцев. И так есть сложности с командами французских кораблей. Мы думали их использовать, а теперь придётся разоружать.

— А в чём проблема? — поднял брови Тафт.

— Похоже, что французы уживутся с немцами, а империя претендует на колониальное наследство Франции. Немцы активно ведут пропаганду, используя для этого французские радиостанции.

— Ну и разоружите, пока они не сбежали вместе с кораблями! — сказал президент. — А нашему послу в России передайте, что никаких возвратов не будет! Если не проявят жадность, согласимся на продление аренды, в противном случае пусть попробуют забрать силой. Что у нас по их ядам?

— Все намеченные мероприятия выполняются, — пожал плечами Грант, — но там очень большой объём работы. Пока нет никаких результатов. Если яд в городах Европы не блеф, то у нас его нет.

Переговоры Великобритании с руководством Франко-Германской империи затянулись и закончились только к концу июля. В итоге аннексия Франции была признана законным результатом войны и стороны признали, что не имеют друг к другу материальных, земельных и прочих претензий. Фактически свои отношения обе империи начали с чистого листа. Правительство Великобритании не признало право Франко-Германской империи на французские колонии, но обязалось их не занимать. Этим заявлением англичане дали понять, что не собираются принимать чью либо сторону в споре за колонии между новой империей и американцами. Переговоры с Россией закончились раньше. Было объявлено, что правительство его величества короля Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Эдуарда VIII аннулирует российские займы, и берёт на себя выплаты компенсаций пострадавшим подданным короля за национализацию их имущества в России. Мало кто знал, чем вызвана подобная щедрость, для остальных это заявление стало шоком.

Меня к тому времени перестали беспокоить вопросами. К Олегу я ходил редко, потому что он начал ходить к нам сам. Скоро с его хождениями свыклись, и эти визиты уже не приводили в смятение женскую часть семьи. А вот встречи с Андреем прекратились. В Москву из Санкт-Петербурга перебрались многие из друзей, и ему было с кем общаться. Чтобы не раздражать отца, цесаревич встречался с ними вне стен дворца, поэтому мы почти не виделись. Сегодня нас впервые за два с лишним месяца навестил Шувалов.

— Не надоело здесь сидеть? — спросил он меня.

Отец был на службе, а жена видела, что князь хочет беседовать со мной наедине, поэтому оставила нас в гостиной одних.

— Могли бы и не спрашивать, — ответил я. — Надоело и уже давно, по крайней мере, нам с женой. Я уже и императору говорил об этом пару раз.

— И что? — поинтересовался Пётр Павлович.

— Выразил высочайшее неудовольствие. Потерпи, говорит, вот я и терплю.

— Он больше не будет возражать, — сказал Шувалов. — Вашу жену надо убрать подальше от великого князя, у него не хватит сил уйти самому. Это только один момент, есть и другие.