Наследие - Виталий Храмов Страница 75

И «наши» для него были уже не только его большая цирковая семья, но и все, кто встал под знамя командира. И еще – встанут. В этом артист не сомневался. Такие, как командир, далеко пойдут. Если не остановят, не убьют.

Лицедей, испугавшись этих мыслей, прищурился и подозрительным взглядом стал осматривать округу. Теперь жизнь командира для него – вдруг для него самого – стала очень и очень дорога и ценна.

* * *

Засветло не уложились. В темноте, в крайнем напряжении нервов и сил, магией отгоняя Тварей, привлекая этим еще больше Тварей, тащили повозки и обезумевших от страха коней по шею в воде. Тол не мог успокоить всех коней сразу. Он скакал вдоль колонны. Там, где он был, образовывался круг спокойствия, а дальше – опять страх и ужас.

Ворониха не помогала, берегла силы. Молодая Ворониха не умела успокаивать коней. Но, наконец, переправу завершили, поезд собрался в единое целое.

Комок встал на берегу. К сожалению наблюдавших его работу, было темно. Они увидели только вспучившуюся воду и поднятую пену.

Поезд подняли на пригорок, расставили повозки кругом, под вой и крики Тварей. И только тогда Ворониха показала себя. После дружного визга и крика Пустошь затихла. После нескольких часов боя с Тварями наступившая тишина оглушала. Разом затихли и все кони, испуганно крутя глазами и прядая ушами.

Белохвост с мечом в руке выпрыгнул за круг повозок. За его спиной встала его пятерка. Они обошли пригорок весь. Только трупы Тварей. Ни один не выжил.

– О, боги! – воскликнул командир. – Даже мне страшно! Все умерли – разом!

– Жаль, что она не сделала этого с Неприкасаемыми, – буркнул Тол.

– У разумных я не могу испортить кровь, – крикнула Ворониха сверху. – Это Медведь так шутил, все показывал ужас перед всеми, тем, что я испорчу ему кровь. А вот с Тварями – запросто! Но раньше так сильно не получалось.

– Да ты просто… чума! – крикнул ей в ответ командир, – погибель Тварей Пустоши!

– О! Спасибо тебе, властитель! – рассмеялась Ворониха. – Позволь мне так и именовать себя впредь – Чума, Погибель Тварей!

За ней рассмеялся ее неунывающий муж, а потом – остальные. Смех быстро стал истеричным – перенапряжение жил и нервов, страх, радость и недоумение, облегчение от чудесного избавления нашли выход всему этому замесу чувств в смехе.

А утром опять тревога. Как ветер Пустоши гоняет пыль кругами, так кружились конные Змеи на том берегу реки.

Воины и маги выстроились для возможного отражения атаки. Нис смеялся над ними, крича:

– Идите завтракать, вояки! Река – моя стихия! Они не пройдут!

Но люди так и стояли строем. Женщины разносили им еду. Мужчины усердно жевали, не сводя глаз с клубящихся всадников, гоняющих круги по Пустоши, подсушенной вчерашним суховеем.

И вот Змеи решились. Круги всадников разомкнулись, они с ходу влетели в воду, поднимая тысячи радужных, в свете утреннего светила, брызг, широкой конной лавой текли поперек течения на другой берег.

Нис, заливаясь радостным смехом, схватив свой Посох, выбежал вперед всех, воздел руки и Посох к небу. Послушные его воле воды реки поднялись волной. Нис уронил руки. Охваченных паникой и ужасом Змей поглотила эта волна, раздавила, растерла о дно брода, унесла их тела вниз по течению.

– Собираемся! – крикнул командир, не сводя глаз с этого завораживающего зрелища. – Быстро!

Нис обидно для Змей, ехидно смеялся, торжествуя, крича, усилив свой голос магией:

– Медведи еще живы! Бегите быстрее, вы, бурые шакалы! И больше не попадайтесь мне на глаза!

Безликие, как-то молча, с единого молчаливого согласия принявшие на себя обязанности слуг в их отряде, запрягали коней в повозки, выводили их, строили в поезд каравана. Зуб отправлял десяток за десятком. А остальные готовили будущую рощу. Уже привычно и обыденно, Комок выбивал в почве Пустоши рвы, воины скидывали в них тела Тварей, сажали семена, Синеглазка, ходя вдоль этих рвов, делилась с будущими ростками Жизнью. Воины и Комок засыпали рвы комками мертвой земли Пустоши.

Корень отметил это место на карте Стрелка, как Роща Погибели Тварей.

Они шли споро и ходко. Ободренные люди не чувствовали усталости, подпевали неунывающему Нису маршевые, но сплошь похабные, песни. Воины погрузили щиты на повозки или повесили их на вьючных коней, но зато помогали коням, толкая повозки, вытягивая коней из ям и низинок.

Сближенные безнравственной, стыдливой, темной ночью всеобщей оргии, люди общались, влюблялись, узнавали друг друга.

Жизнь. Жизнь – своей жаждой, своей радостью и любовью – побеждала смерть, уныние, апатию и страх.

Негромкий говор десятков людей, периодические взрывы смеха, песни радовали сердце Белохвоста, загривком чувствующего на этом куске безжизненной Пустоши перекрестившиеся взгляды богов. Очень тяжело, очень неприятно было осознавать, что ты стал игрушкой богов, очень неприятно это понять, увидеть, почувствовать. И очень сложно при этом выжить.

– Что приуныл, командир? – закричал неугомонный Нис, как-то чующий быстрее Тола-Умника, кому нужна моральная поддержка, своей жизнерадостностью, своей невозможностью – бытия и мышления – сбивающий с толку, заставляющий забыть все страхи и тревоги, заставляющий петь с ним, смеяться с ним, любить его. Они все и любили этих двоих полубезумных супругов.

– Кто бы мог подумать, – сказал Белохвост, чувствуя, как его губы невольно растягиваются в улыбку, – что обычное задание по сопровождению Матерей Милосердия из пункта А в пункт Б обернется такими… такими… сложностями!

– Неприятно осознать себя под перекрещенными взглядами богов? – рассмеялся Нис.

Улыбка сползла с лица Белохвоста.

– Что, командир, думаешь, ты один почувствовал это? Ха-ха! – опять рассмеялся Нис. – Нет, дорогой мой, ты – не один! И, ты знаешь, это даже хорошо, что именно тут, в Пустошах, все решится.

Казалось, впервые Белохвост увидел Ниса серьезным. Нис подъехал ближе, говорить стал много тише:

– Мы – избранники. На нас возложена тяжкая ноша – определить Судьбу Мира. То, как будет жить Мир. Таким, как был, Мир уже не будет. А вот каким он будет – зависит от нас. Твой Мир-Сад мне очень по душе. А вот Мир господ и рабов в мертвых Пустошах как-то надоел. Хотя я и княжич. А Мир людоедов вообще неприемлем.

Белохвост не смотрел на Ниса. Невидящий взгляд был устремлен меж ушей коня, туда, вперед.

– Перед нами тысячи путей. И если мы ошибемся, нас сожрут, – сказал Нису Белый.

– Верно. Я тоже так думаю. Эти тысячи путей переплетены очень плотным клубком. Очень легко перескочить не на ту нитку вероятного. Но это затруднение очень легко распутать. Мы же знаем отправную точку – ты и я. Здесь и сейчас. И знаем цель Пути – Мир-Сад. Так? Так. Пока ты идешь к цели, тебе благоволят боги. А все, что не ведет тебя к этой твоей мечте, – ложь. Ложь! Ошибка. Смерть.