Подарок инкассатору - Евгений Константинов Страница 74

– А в чем, собственно, дело? – спросил он и как ни в чем не бывало принялся высвобождать крючок из губы линя. – На своем родном пруду рыбу на удочку половить нельзя?

– На родном пруду? – прищурился Петляев.

– На удочку? – усомнился Тереха.

– А на что же еще… – Виктор продемонстрировал ему крючок с остатком червя-подлистника.

– Врешь, чмошник! – пробасил смутно знакомый Виктору парень.

– Точно! Врет, – поддакнул нескладный Колюня. – Из нашей верши карася вытащил.

– Ты карася от линя отличить не можешь, что ли? – усмехнулся Виктор и обратился к предводителю шайки: – Сергей, ты же сам только что видел, как я рыбу с крючка снимал…

– Мало ли, что я видел, – присел на корточки тот и скомандовал: – Колюня, достань-ка ее. А ты, Влас, пока за рыбачком присматривай.

– Ага, – пробасил Влас и, спустившись по тропинке, почти вплотную приблизился к Виктору.

Служа на границе, Виктор неплохо освоил рукопашный бой, не напрасно занимался карате под руководством курсанта Голицынского пограничного училища, который, помимо прочего, научил обращаться с нунчаками. Виктор не знал, сработают ли сейчас эти навыки, приобретенные им в своем «потенциальном будущем», но был уверен, что для начала может очень эффектно врезать комлем удилища Власу в пах, в следующее мгновение тем же комлем толкнуть приблизившегося к урезу воды Колюню – пусть искупается. После чего реакция Терехи была бы вполне предсказуема – скорее всего, рыжеволосый, размахивая кулаками, ринется на Виктора с пригорка, и ему достаточно будет увернуться и подставить слюнявому подножку. Останется Петля – самый опасный и коварный из всей шайки. У него наверняка имеется нож, зато у Виктора в руках – бамбуковая трехколенка, возможно, не очень удачное удилище, но от него можно быстро отсоединить нижнее, самое толстое колено, которое в сложившейся ситуации очень подошло бы как средство для обороны и нападения. И все-таки начинать драку первым без веской причины Виктор не хотел.

Между тем Колюня нашел веревку, спрятанную в крапиве и уходившую в воду, с натугой потянул за нее и вытащил на берег довольно большую вершу, сплетенную из металлической проволоки. На дне самодельного рыбацкого приспособления прыгали два окуня и линек – по весу все три рыбки вместе были значительно меньше линя, пойманного Виктором на удочку.

– Чего усмехаешься? – зло спросил Колюня, заметив реакцию Виктора на столь мизерный улов.

– Правильно делает, что усмехается. – Петляев неторопливо пошел вниз по тропинке. – Ты вон сколько корячился, пока свою корзину плел, потом тащил сюда, забрасывал, переживал, что ее сопрут. А этот пришел налегке, забросил и сразу тебя обловил. Дай-ка удочку заценю, – улыбнувшись, попросил он Виктора, которому ничего не оставалось делать, как расстаться с орудием обороны и нападения.

Петляев повертел в пальцах поплавок:

– Сам, что ли, делал?

– Нет. На здешнем рынке купил.

– Москвич?

– Ну да, – пожал плечами Виктор. – У меня бабуля местная.

– А откуда мое имя знаешь?

– Так тебя вся Истра знает.

– Правильно. – Петляев самодовольно посмотрел на Власа, затем на Тереху и вновь на Виктора. – Ну что, поделишься с Колюней уловом? А то он нас голодными решил оставить.

– Да пусть забирает. – Виктор бросил своего линя под ноги Колюне. – Я еще поймаю.

– Поймаешь. – Взгляд Петляева упал на открытую тетрадь с незаконченным рисунком монастыря, которую Виктор отложил на пенек во время поклевки.

– Опаньки! Это ты рисовал? – Петляев передал удочку Власу и шагнул к пеньку, но Виктор преградил ему дорогу.

– Ты чего? – делано изумился татуированный.

– Нельзя, – сказал Виктор и тут же получил короткий, но сильный удар в солнечное сплетение. Он согнулся, заработал удар сверху по шее и упал лицом в землю. Кто-то пнул его ногой в бок и еще раз, Виктор инстинктивно сжался, прикрыв руками голову, стараясь хоть немного глотнуть воздуха.

– Пропустите меня, пропустите же! – узнал он голос Колюни и сжался еще сильнее в ожидании нового удара… которого не последовало.

– Хватит, корефаны, хватит, – прервал избиение Петля-ев. – Вот же какой у нас Колюня неблагодарный, ему рыбачок свой улов отдал, и за это…

– А пускай он в следующий раз…

– Хватит, говорю! Лучше давайте поглядим, чего он тут намалевал… Опаньки! Так это же Лексий и его сестры-двойняшки.

– Как живые, – пробасил Влас. – Жаль, что малолетки.

– Я вчера Машку на улице встретил – в самом соку девка, – причмокнул Тереха. – Подкатить надо бы.

– Они мои соседки, – сказал Влас. – Пятнадцать лет всего девчонкам.

– Может, и пятнадцать. Главное, что созрели уже. Обои, то есть обеи. Обе созрели.

– Конечно, обе. Они же двойняшки.

– Обязательно подкачу, – решительно сказал Тереха. – Сначала к одной, потом к другой. А может, и сразу к обо… обеим. Петля, составишь компанию?

– При случае – обязательно, – хмыкнул тот. – Ты лучше сюда посмотри. Узнаешь?

– Не узнаю…

– Глаз, что ли, нет?

– Да это же Греческий Профиль. – У Власа с наблюдательностью было явно лучше, чем у корефана. – А это Коротышка – из твоего же класса.

– Ты чего, всех их знаешь, что ли? – Петля пнул Виктора в бок, но тот предпочел не отвечать.

– Ладно, с этого пока достаточно. Двигаем на базу. А ты, Колюня, бери свою вершу, в другом месте забросишь…

* * *

Трехколенку они не забрали, зато сломали поплавок – случайно или нет, но кто-то на него наступил и переломил надвое. А вот тетрадь унесли. Виктору не столько было жаль рисунков, сколько неприятно, что эти гады станут их рассматривать, обсуждать, заляпают грязными пальцами, да еще, не дай бог, строить в отношении тех же сестер-двойняшек похабные планы.

Обидно было, что ему так и не удалось дать кому-нибудь сдачи. С другой стороны, наверное, поэтому-то его сравнительно несильно избили, хотя ребра болели, и саднили разбитые в кровь кисти. Да и, если быть честным, справился ли бы он с ними?

Умываясь и более-менее приводя себя в порядок, Виктор все больше и больше жаждал отомстить каждому из четверых. Отомстить чем быстрее, тем лучше. Ведь месть могла и не состояться хотя бы потому, что Антон мог в любое мгновение стереть с чудесной странички последний его рисунок. В этом случае он должен очнуться дома у слепого друга – с ноющими ребрами, разбитыми руками и злой как черт, а для Петли и его корефанов, которые только что избили Виктора, как бы ничего и не произошло.

Поэтому сейчас он не хотел, чтобы Антон в своем времени торопился воспользоваться ластиком. Виктор очень жалел, что, рисуя себя в кинотеатре, не добавил заткнутый за пояс под рубашку заряженный пистолет Макарова: и сам бы невредимым остался, и гадов перестрелял – рука бы не дрогнула.