Дредноут - Чери Прист Страница 74

Первые дни пути к Солт-Лейк-Сити были напряженными и темными, омраченными гроздьями пузатых туч, тщетно силящихся разродиться снегом. Залатанный поезд мчал по рельсам, оставляя за собой прерии и равнины Среднего Запада, поднимаясь на холмы и огибая хребты Скалистых гор, и снова вверх, и снова вокруг, и по лощинам, и в пугающие чернотой туннели, постепенно взбираясь все выше и выше. Временами ехалось легко, и паровоз пыхтел довольно весело, словно собака, которую выпустили побегать во двор. Но иногда, когда небо нависало особенно низко и путь поднимался к самым тучам, стук поршней звучал ужасающим, не желающим выступать хором.

В Денвере «Дредноут» снабдили дополнительным оборудованием, которое, судя по виду, было выковано в самом аду.

Во-первых, стоит упомянуть снежный плуг размером с кабину машиниста, который следовало установить в случае бури — или, хуже того, схода на пути лавины. Роторный плуг из высокопрочной стали и чугуна был так велик, что в его круглом зеве могло встать пять человек — если бы эта пасть не изобиловала сотнями перекрывающих друг друга лопастей-лезвий, развернутых так, чтобы убирать снег, камни и все остальное, чему не повезет оказаться у них на пути. Выглядел этот плуг так, что казалось, будто он предназначен не для уборки снега, а для пробивания туннелей в скалах… или для переработки в фарш стада коров.

Время от времени, зачастую в самый темный час ночи, когда тишина глубже всего, Мерси слышала какой-то то ли свист, то ли шепот среди горных пиков и над широкими голубыми озерами, лежащими между ними. Так далеко, что звук казался слабым, но отчетливым. Когда Мерси слышала его, ей приходило на ум сравнение с уколом булавки, забытой в спинке только что сшитого платья: внезапный, острый, не слишком болезненный, но безусловно тревожащий.

Один раз, увидев, что соседка все еще бодрствует, Теодора Клэй, сонно заморгав, негромко, чтобы не перебудить немногочисленных оставшихся в вагоне пассажиров, спросила:

— Ради всего святого, что это за шум?

— Не могу сказать, — пробормотала Мерси.

— Как будто какой-то другой поезд.

— Возможно, где-то далеко. Есть и другие пути через горы. Другие рельсы.

Мисс Клэй зевнула:

— Да, полагаю. Все они, верно, сходятся перед перевалом у Прово.

— А что такого особенного в перевале у Прово? — спросила Мерси.

— Это, предположительно, единственная точка на сотни миль во все стороны, где горы проходимы, — пустилась в объяснения Теодора Клэй. — Все железные дороги заключают сделки и соглашения; однако это работает. Все, кто направляется на запад, едут через этот перевал; правда, есть еще путь из Чикаго по побережью и через Новый Орлеан и Техас. Думаю, это будет впечатляюще. Рельсы, рельсы, рельсы — бегут, бегут и сливаются в две стальные полосы. Интересно, длинный ли это путь?

Потом они заснули. Поутру Мерси позавтракала в вагоне-ресторане с инспекторами, которые, кажется, никогда не спали, но всегда выглядели очень, очень бдительными. Когда мексиканцы удалились, прихватив кофе, появилась мисс Клэй. У нее, похоже, выработалось особое чутье на отсутствие «чужаков». Только без них она, по собственному утверждению, могла «поесть спокойно».

Мерси подумала, что это полностью в духе янки — воевать за права людей, к которым скорее умрешь, чем присоединишься за чаем. Но во имя мира она сдержала язык за зубами.

Малверин Пардью также держался особняком в углу рядом с задним выходом из вагона. Он буквально врос там в пол, как столб-указатель, чьей единственной обязанностью было объявлять: «Не входить», подкрепляя запрет лежащим на коленях винчестером. В основном его игнорировали, разве что кто-нибудь из проводников спросит, не желает ли он перекусить, или появится Оскар Хайс, дарующий начальнику передышку и несколько часов сна.

Мерси, попивая кофе, который любила чуть больше чая, хотя в общем-то ей было все равно, видела ученого краем глаза.

Теодора Клэй тоже увидела Пардью, хотя и состроила равнодушную гримасу. Если она когда-то и смотрела на него доброжелательно, это давно кануло в прошлое. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что эти двое некогда питали друг к другу что-то вроде симпатии, но Мерси решила, что их приключение в последнем вагоне основательно прояснило взор мисс Клэй.

Завтрак закончился, и покатился очередной скучный и серый день жизни в поезде, монотонный, как стелящиеся под колесами рельсы. Мерси не хватало двух женщин легкого поведения, учивших ее играть в кункен, но они сошли с поезда, и, если бы даже у мисс Клэй имелась колода карт, Мерси сомневалась, что ей понравилось бы играть с этой чопорной девицей.

Солдаты патрулировали три оставшихся пассажирских вагона, от «золотого» до ресторана. Далее шли владения угрюмого Малверина Пардью, никого не подпускающего к «холодильнику». Люди, все до единого, пребывали в горестном напряжении и все прислушивались, вечно прислушивались, стараясь уловить гудок другого — пытающегося покончить с ними — поезда, с которым предстояла встреча у перевала, там, где у поездов нет разумных причин вредить друг другу. По ту сторону перевала пути разделялись вновь; так что, если их не настигнут перед этим отрезком (капитан Макградер сказал, что его длина около тридцати миль), вероятность того, что поезд южан нанесет им ущерб, сведется практически к нулю. Если к тому времени «Шенандоа» не взорвет пути, считай, конфедератам не повезло.

Мерси и не думала о докторе, пока кто-то не упомянул, что он высадился в Денвере вместе с большинством пассажиров. Это несказанно рассердило и даже обидело Мерси. Ни одно воинское подразделение никогда никуда не отправятся без медикам-профессионала, или, по крайней мере, так должно быть. А по правде, даже если бы Мерси была настоящим врачом с настоящей медицинской подготовкой и опытом, в ее распоряжении все равно была только маленькая сумка с элементарными инструментами. Все, что хоть сколько-то серьезнее сломанной кости или глубокого пореза, она, конечно, может осмотреть — но не вылечить.