Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - Брайан Д'Амато Страница 73

— Нам пришлось позвонить его боссу и пожертвовать на школу.

— Вы беседовали с Господом?

— Нет-нет, мы говорили с этим попугаем, с кардиналом, — сказала она. — Бог наверняка согласился бы и на половину. Заведение назовут школой Непорочного Зачатия Благодатной Святой Девы с классами от первого до двенадцатого. Или как-то в этом роде.

— Какое расточительство.

Доктор Лизуарте закончила левую сторону.

— Да. Причем после этого нам еще пришлось выставить два ящика «Эль торосо». [381]

На все это дело ушло минуты две. Я испытывал слабость, но не потому, что чувствовал себя Самсоном или слишком веровал во все эти индейские заморочки с волосами, просто мой шлем в виде страусиного яйца был пущен на ветер.

— Готово, — доложила Лизуарте.

Я прикоснулся ко лбу и осторожно повел рукой вверх. Моя ладонь ползла как «Луноход-3». В самые дальние пределы…

— Слушайте, вы прекрасно выглядите, — раздался голос Майкла Вернера.

Он вошел не постучав. Вполне в его духе. Я поблагодарил его. Он похлопал меня по спине. Черт бы тебя драл. Кретин. Слишком уж тут много теплых тел. Майкл спросил у Таро, как дела. Таро ответил, что все готовы. Доктор Лизуарте сказала, что через десять минут. Происходящее становилось для них рутинным действом.

— Итак… для пробы? — произнес Майкл в камеру своим телевизионным голосом. — Добрая сестра отдала Богу душу во время службы третьего часа, то есть около девяти утра двадцать восьмого ноября тысяча шестьсот восемьдесят шестого года.

«Разве на телевидении нужны развязность и неуважительность?» — спрашивал я себя. Ocho ochenta, [382]кретин. Этот тип — полный идиот. И всегда таким останется.

— Перед смертью она почти месяц не покидала эту келью, — продолжал он. Точнее, продолжал нести чушь. — Но двадцать четвертого Соледад была в сознании, потому что в этот день подписала завещание, в котором значились три пункта. Как известно, сестра готовилась принять последнее причастие двадцать седьмого. Иных сведений у нас нет, и если мы начнем показ в час дня двадцать пятого — думаю, успеем в самый раз.

Ну да, как же, «мы». Что за самовлюбленный тип. Ты ведь уже не на Популярном археологическом канале.

— Между заутреней и всенощной, когда монашки молятся в одиночестве, теоретически никого другого тут не должно быть.

— Будем надеяться, — вздохнула Марена.

— Я буду пальпировать ваш череп, — сказала доктор Лизуарте.

Я не возражал, но попросил ее не трогать мой кумпол. Она тем не менее занялась пальпацией. Странно ощущать чужие пальцы на своей голове. К ней не прикасался никто, кроме моей матери. Я тогда был совсем маленьким. Перед моим мысленным взором вспыхнуло воспоминание: я сижу у нее на коленях, а она гладит царапину у меня на лбу, втирает в нее пепел, чтобы остановить кровотечение. Лизуарте спросила, можно ли сделать мне инъекцию и начать обратный отсчет. Нет проблем, ответил я. Пали, Флэш. [383]Она развернула два шприца. Не безыгольных. Я напрягся. Как и у большинства гемофиликов, у меня айхмофобия, то есть страх перед заостренными предметами.

— Так, — произнесла она. — Пожалуй, пока достаточно сорока миллиграммов аддералла. [384]

— Отлично, — улыбнулся я.

Но не стал говорить, что для меня это все равно что чашечка зеленого чая.

Лизуарте протерла дезинфицирующим тампоном мою правую ногу выше колена изнутри и всадила иглу. Ого! Теперь я получу 3,8 кубика проханса. [385]Это раствор парамагнитного контрастного вещества. Благодаря ему самые слабые микроявления в твоем мозгу громко и отчетливо заявляют о себе на экране, как трещинки на губах Анджелины Джоли.

— А теперь откиньтесь назад, — велела она.

Я послушался. Под моим хрупким черепом спружинила дешевая лечебная подушка. На мне были позаимствованные треники КОНКАКАФ [386]и футболка с рисунком из «Нео-Тео», и я уже чувствовал свою абсолютную уязвимость. Она спросила, в самом ли деле я готов высидеть шесть часов. Я ответил «да». Она поинтересовалась, не нужно ли мне в туалет. Нет, благодарю. Если понадобится — скажу, подумал я. Да что там, ты у меня банку будешь держать. Любопытная сука. Тоже мне, Клара Бартон, [387]волчица Красного Креста.

— Хорошо, — кивнула Лизуарте, — сейчас я закреплю несколько позиционных электродов.

Раздалось шипение, и я ощутил холодок над затылком.

— Вам они нужны? — обратилась ко мне Марена.

Она спрашивала про мои волосы, которые предусмотрительно собрала. Я сказал, что нужны, спасибо, хочу набить ими куколку — амулет самоубийцы.

Лизуарте и Эй-2 напялили на меня что-то вроде купальной шапочки (сделанной из той ткани, что получают на основе старых лимонадных бутылок и которая, как я думаю, невидима для электромагнитных лучей) и открыли большой кейс «Зеро Халлибертон». [388]Марена помогла им вытащить портативный магнитоэнцефалограф — толстое, покрытое эмалью металлическое кольцо размером с покрышку от мотороллера, с двумя кабелями. Мы называли эту штуку «туалет», поскольку, когда просовываешь в нее голову, у твоих мозгов начинается понос. Да и с виду энцефалограф ничего особенного не представлял. Что там говорить — ни один из находящихся здесь предметов не производил впечатления высокотехнологичного устройства. Мне запомнилось одно выражение Таро: девяносто процентов используемых в лаборатории технологий существует с 1970-х, и они с ребятами просто слили все это воедино. Большое кольцо положили на подушку, затем натянули мне на голову и закрепили ткань под ней с помощью пены, отчего нижняя сторона бублика теперь нависала прямо у меня над бровями. Лизуарте спросила, не давит ли, я ответил, что давит именно так, как нужно. Она подключилась к системе и врубила питание. Возник непрерывный гул, издаваемый электромагнитами, которые начали движение внутри кольца со скоростью триста восемьдесят миль в час. Прежде, примеряясь к этому аппарату, я опасался, что в стальной поверхности обнаружится каверна и в результате какая-нибудь мелкая штучка вылетит изнутри прямо мне в глаз, но пока металлической начинки во мне не появилось. Эй-2 подтащила треногу, утяжеленную мешками с песком. На ее поворотном кронштейне был закреплен большой монитор на светодиодах. Эшли расположила его под распятием и повернулась ко мне.