Заповедник - Андрей Егоров Страница 73

Аурелиане тем временем начали осваиваться. Один из хвостатых даже заглянул в душевую. Поначалу они, должно быть, предположили, что их сунули в клетку к кровожадным чудовищам. Но оказалось, что «чудовища» владеют их языком и вполне внятно на нем изъясняются. Хотя и переругиваются между собой на каком-то странном наречии.

– Может быть, познакомимся? – предложила Инна по-аурелиански.

– Зачем? – осторожно спросил аурелианин с седыми подпалинами на висках. Голос у него был выше, чем у его басовитого сородича, покрытого с ног до головы черной, как смоль, шерстью.

– То есть как это «зачем»? – опешила Инна. – Хотя, наверное, вы правы… Это ваша война, а мы здесь оказались совершенно случайно. И нам, в отличие от вас, никто не поможет.

Черношерстный аурелианин несколько раз порывисто дернул хвостом и заявил басом:

– Если вы сможете обеспечить нам комфортные условия, я позабочусь о том, чтобы вас также выкупили у варваров-ретлианцев, когда представители нашей расы выйдут с ними на переговоры. Только я никак не могу понять, к какому биологическому виду вы относитесь? Бледные корпята? Нет, у тех четыре дополнительных тепловых сенсора возле ушных раковин… Или вы – увечные брамбики?

– Ах ты, нечисть хвостатая! – возмутился Яловега. – Условия ей обеспечь комфортные, а она еще и издеваться над нами будет! Сам ты – брамбик увечный.

Аурелианин с седыми висками зашипел, растопырил пальцы и нацелил их в глаза старшему механику «Семаргла».

– Эй, чего это он? – испугался Яловега. – Помогите, хулиганы зрения лишают!

– Вы бы болтали поменьше, Кирилл Янушевич, – посоветовал Делакорнов. И обратился к аурелианам: – Не обращайте на него внимания. Он серьезно болен.

– Чем он болен? – прорычал аурелианин, бросая на Яловегу исполненные ярости взгляды.

– Синдром жадности, – поведал Антон. – Проявляется в перманентной психологической неустойчивости. Он сам потом переживает. Ляпнет что-нибудь – и расстраивается.

– И это дает ему право нецензурно оскорблять особу королевской крови?! – Аурелианин зашипел и дернулся к Яловеге. Тот подался назад, выпучив глаза от страха.

– Выходит, этот черненький – принц? – спросил Кияшов, завороженно разглядывая «особу королевской крови».

Басовитый потупился:

– Я – принцесса. Прошу относиться с должным почтением к моему сану. Но в остальном – церемонии ни к чему.

– Да я же ничего плохого не сказал! – крикнул механик. – Чего он в меня пальцами тычет?

– Успокойся, Хагнат! – Принцесса тронула соплеменника за плечо: – Хагнат – не только мой друг. Он – мой телохранитель.

– А-а-а, тогда понятно, – откликнулся Яловега. – Слышь, мужик, я ничего плохого не хотел… Так что ты не очень-то на меня напирай.

Хагнат опустил руки, продолжая внимательно следить за каждым движением механика.

– А как вас зовут? – спросила Инна. Ей не удалось сдержать улыбку – слишком мало аурелианская принцесса походила на женщину. Да еще этот гулкий бас! Такой не у всякого оперного певца встретишь. Впрочем, она ведь и не женщина, а аурелианка!

– Галут, – пробасила принцесса. – Има Галут.

Каждый из землян вспомнил, что «има» на выученном ими инопланетном языке – общепринятое обращение к особе королевской крови.

– И как же вас угораздило попасть в плен? – поинтересовался Антон. – Вот они, должно быть, рады были, что поймали принцессу.

– Военная тайна, – отрезал Хагнат. – Распространяться на эту тему мы не будем.

– Если знают враги, могут знать и друзья, – сказала принцесса. – Мы прилетели на космическую станцию, чтобы посмотреть на диковинных полуразумных зверушек, неведомо как оказавшихся на Плацдарме. В это время станцию подбили. Мой личный корабль был поврежден при подлете к станции. Половина экипажа не пережила экстренной посадки. И угодили мы в расположение врага. Многие погибли во время стычки с ретлианцами. К счастью, Хагнат уцелел.

– Я был оглушен, – потупился телохранитель, – иначе им не удалось бы взять меня живым!

– …меня погубило любопытство, – продолжала принцесса. – И зверушек не посмотрела, и попала в плен. Что за несчастная судьба!

Слушая речь имы Галут, Яловега все больше наливался кровью. Под конец он не выдержал и закричал:

– Зверушек посмотреть? Ах ты, тварь инопланетная! Да я тебя сейчас!..

– Заткнись! – взревел Кияшов. – Позвольте заверить вас, има Галут, мы сами пресечем выходки этого типа с неустойчивой психикой.

Химель одобрительно кивнул.

– Ваше желание, Галут, исполнилось, – сказал он, улыбаясь, – мы и есть те самые полуразумные зверушки. Мы называем себя – люди. И считаем себя вполне разумными. Но, впрочем, какое это теперь имеет значение… Так что, Галут…

Хагнат выставил руку с растопыренными пальцами в сторону доктора.

– Има Галут, – проговорил он с угрозой в голосе.

– Я же и говорю – Галут, – нахмурился Михаил Соломонович. – Что, неправильное произношение?

– «Има» забыл, – пояснил Кияшов шепотом. – Они обижаются. Простите его, ваше высочество…

Принцесса была польщена тонким старинным оборотом – Кияшов, при переводе русского «ваше высочество» на аурелианский язык, сам того не Белая, употребил весьма изящную форму.

– С чего это ты, Евграф Кондратьевич, такой вежливый? – поинтересовался Яловега.

– Потому что этого требуют правила земного гостеприимства! Мы же цивилизованные люди. – Кияшов весь лучился от счастья.

– Ага, цивилизованные. – Механик недобро усмехнулся. – Они нас полуразумными зверушками считают, а мы их по всем правилам гостеприимства принимай. Да еще условия им обеспечивай.

Яловега хотел еще что-то добавить, но тут заговорила аурелианская принцесса. Она и сама почувствовала, что прежде проявила бестактность.

– Простите меня, лю-ди, – сказала има Галут. – Я полагала, что вы полуразумны, так доложила наша система оповещения, но теперь я вижу, что была допущена какая-то ошибка и вы – вполне разумные существа. Такие же разумные, как мы. Правда, Хагнат?

– Не знаю, – пробормотал телохранитель, землян он разглядывал настороженно, словно подозревал, что от них можно ждать любой пакости.

– Извините, я на пару минут. – Михаил Соломонович достал из кармана комбинезона чудом сохранившийся носовой платок, высморкался и пошел в душ. Там он открыл воду, собираясь смочить тряпицу.

– Эту воду можно пить? – поинтересовалась има Галут.

– Другой у нас все равно нет, – ответил Делакорнов.

– Я хочу пить! – простонал Сумароков.

– Так валяй, пей! – прикрикнул на него Кияшов. – Нечего об этом заявлять во всеуслышание. Ты еще сообщи нам, когда пойдешь отливать. Очень нам будет интересно узнать об этом!