Скользящие души, или Сказки Шварцвальда - Елена Граменицкая Страница 70

Попав в первый зал галереи, Маша от неожиданности вздрогнула. Входящих приветствовал закрепленный под потолком, плотоядно раскрывший усеянную острыми клыками пасть огромный псевдобогомол, точный прототип голливудского Чужого. Анатомические характеристики существа демонстрировались с патологической дотошностью и точностью.

Картины на стенах показывали эволюцию чудовища — от зародыша во чреве до взрослой особи. В центре зала стоял обеденный стол, окруженный огромными креслами, спинки которых представляли собой оголенные позвоночники и распахнувшиеся в приветствии ребра.

Маша не верила своим глазам, полагая, что попала в паноптикум ужаса, в кошмарный иллюзион, созданный посредством больных снов.

Клайв увидел ее расширившиеся от страха и удивления глаза и потащил дальше.

— Здесь представлено его творчество уже после нашумевшего фильма. В тот момент ДжиЗет начал спускаться все ниже, исследовать преисподнюю слой за слоем. И стал непревзойденным мастером некроготики и биомеханики.

Следующий зал был посвящен биологическим экзерсисам. Здесь ошарашенную девушку ждал еще больший сюрприз. Изображенные на огромных панно существа могли обитать разве что в бредовых фантазиях больного шизофренией в стадии обострения или в аду, куда автор получил бесплатный абонемент. Горбатые карлики в фашистских касках и глубоководных очках, сидящие по росту на первом плане картины, изображающей, очевидно, Апокалипсис. Бородавчатые, изъеденные мухами и чумными язвами дети-уроды, выворачивающие наружу гниющие внутренности, рядом с обнаженными женскими образами, перетекающими в индустриальный пейзаж.

Помимо картин, здесь в стеклянных витражах, освещенные сверху узконаправленным лучом и оттого казавшиеся еще более омерзительными, стояли препарированные тушки изображенных на стенах существ, выполненные из неизвестного металла, ослепительно сверкающие или мрачно переливающиеся при изменении угла зрения. Катастрофически красиво.

Машу затошнило.

Стараясь более не разглядывать уродов, она проскользнула в следующий зал и остолбенела.

Потому что попала во владения самого Сатаны.

Этот зал был огромен, в центре его никаких скульптур и инсталляций не наблюдалось.

Середина помещения явно предназначалась для зрителей. Все внимание посетителей фокусировалось на трех огромных картинах, занимающих стены. На самом крупном, центральном, полотне, выполненном в серо-зеленых сумеречных тонах, властвовал Темный Господин в виде черного козла с сидящими на его коленях бородавчатыми карликами, которые держали в руках свернувшихся восьмерками змей.

Огромные рога и раскинувшая руки дьяволица над головой, проткнутая эрегированным членом, выступающим из его макушки, представляли собой стилизованный пентакль.

Маша, опустив глаза, с трудом перевела дух.

На следующем панно красовалось растянутое колючей проволокой в четыре стороны за руки и ноги женское существо. С головой насекомого, с телом, пронзенным, опять-таки насквозь, мужским половым органом, вышедшим из горла наружу.

Третий, заключительный шедевр извращенца-некроманта представлял собой стилизованную плетенку, узлами которой являлись разверзнутые ягодицы с торчащими из них неизменными фаллосами. Икона оголтелого гомосексуализма.

Мужской детородный орган, распятая женщина и торжествующий Сатана были лейтмотивом всех трех полотен. Первое время от их количества во всевозможных интерпретациях становилось откровенно душно. Но ненадолго.

Маша не понимала, что с ней происходит. Поступившая к горлу тошнота прошла, вместо нее все тело охватил адский жар, она была не в силах отвести глаз от изучения деталей. Девушка открывала один за другим незамеченный ранее ракурс или сюжет. Казалось, что картины оживали, детали меняли расположение, а существа — позы. Рациональный разум был изгнан животными инстинктами, она готова была вечно стоять в центре зала и без конца разглядывать каждое из трех панно по очереди. Насладиться чужой болью, причащаясь Зла. А после, отринув святую душу, в полном изнеможении подойти к первой картине с изображением козла и прильнуть к нему обнаженным телом.

Машины глаза безумно блуждали от картины в картине. Если бы не Клайв, подошедший сзади и закрывший ей лицо руками, она бы окончательно сошла с ума.

— Власть его неоспорима, таким впечатлительным особам, как ты, сюда вход строго воспрещен. Впрочем, как и твоему другу. Пошли его спасать.

Макс замер перед картиной с женщиной-насекомым и со страшной улыбкой исследовал подробности ее экзекуции. Крепко держа Машу за руку, Клайв толкнул немца в бок и скомандовал:

— Партайгеноссе [41], пора освежиться! Цум Аусганг [42]!

Максимильян вздрогнул, его взгляд отстраненно скользнул по спутникам. Через мгновение он рванул к выходу из зала, на спрятанный за портьерами балкон.

Идиллические клумбы замкового парка потихоньку нейтрализовали увиденный кошмар. Молодые люди глубоко, с надрывом, дышали, словно провели продолжительное время без кислорода. Наслаждались свежим, пропитанным дождем воздухом. Клайв, отступив в сторону, с иронией разглядывал обоих.

— Нормальная реакция душевно благополучного человека… Мы с вами еще не зашли в комнаты, где стоит предупреждающая табличка «Только для взрослых»!

Маша в недоумении обернулась к нему:

— Я не понимаю, как в эти залы ходят целыми семьями, дети же потом не смогут заснуть…

— Ты ошибаешься, детям от этого ни тепло ни холодно. Они рассматривают страшные картинки подобно комиксам с инопланетными уродами, не проецируя их на себя, на собственные ощущения. А вот подростки в пубертатном возрасте — те получают от просмотра истинное наслаждение. Их половые инстинкты обретают импульс, картины возбуждают фантазию, приближая к опасной грани перехода. Тьма затягивает, вы сами это почувствовали. Лишь внутренний стержень, защитная духовная оболочка спасает нормальных людей от искушения продлить сношение с демоном. Молодежь чаще всего соглашается познакомиться с ним ближе.

Война добра со злом никогда не заканчивается. И вы тому стали свидетелями.

— Почему церковь не может запретить существование галереи? Это настоящий филиал преисподней, — удивлению Марии не было предела.

Клайв хитро улыбнулся:

— Помилуй, Мари, мы живем в свободном мире. Каждый из нас имеет право выбора. Вот ты — какой бы сделала? Сознайся, что ты ощущала до того момента, как я закрыл тебе глаза?

Маша покраснела до ушей, но решила сказать правду:

— Не знаю… Я чувствовала страшное сексуальное возбуждение, какой-то нечеловеческой силы, оно полностью затмило разум…

— Я то же самое, — понуро сознался Максимильян.

— Он испытывал вас самым простым способом — иллюзией страдания, видом боли. Боль — чертовски сексуальна.