Стражники Иерусалима - Франциска Вульф Страница 70

– Хорошо, господин.

Она уже хотела выйти из комнаты, но тут Ансельмо пришла в голову еще одна идея.

– Ах, Эстер, еще минутку. – Она остановилась на пороге и вопросительно посмотрела на него. Какая же красавица! Что-то из того, что он сказал ей, вероятно, поселило в ней небывалое самоуважение и достоинство. – Недавно здесь были янычары. Они искали какие-нибудь следы этого отца Джакомо. Ты рассказала им все то, что сейчас рассказывала мне?

Эстер посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

– Нет, господин. Они и не спрашивали меня.

– Спасибо, Эстер, это все, – сказал Ансельмо. – А теперь принеси мой завтрак.

Эстер исчезла, и Ансельмо смотрел ей вслед, качая головой. И почему никто не догадался поговорить с этой девочкой? Какой же неприметной она была, если даже янычары не заметили ее!

«Вот удивится Козимо, когда я ему расскажу об этом», – усмехнулся Ансельмо. Впрочем, было бессмысленно смеяться над их собственной глупостью. Джакомо уже успел добиться невероятных успехов, чересчур много сердец уже были отравлены его проповедями. Возомнил себя пророком, апостолом, устраивает собрания каждую третью ночь!.. Надо немедленно остановить его, и как можно скорее! С помощью Элизабет он должен разузнать, где проходят эти тайные сборища. Он уже примерно представил себе, каким способом завоюет доверие Элизабет. У него созрел план во время разговора с Эстер, и Ансельмо решил незамедлительно привести его в исполнение.

Ему не пришлось долго ждать, когда Эстер вернется с подносом, уставленным кушаньями. Как он и надеялся, вслед за ней тут же примчалась Элизабет.

– О простите, господин! – воскликнула толстуха. От возмущения ее щеки пошли алыми пятнами. – Эта девчонка погубит меня! Она заставила вас стоять здесь и умирать с голоду!

В иной ситуации Ансельмо взял бы Эстер под свою защиту. Но раз он решил произвести впечатление на Элизабет, ему придется менять тактику, причем именно сейчас. Если он безукоризненно проведет свою партию, наградой ему будет приглашение на следующую мессу Джакомо. Разумеется, это было сомнительное удовольствие, но неизбежное. И все же это лучше, чем начать ухаживать за поварихой.

– Истинная правда, Элизабет, – произнес он как можно холоднее и надменнее. – Чего же ждать от этих?

Элизабет опешила:

– Что вы имеете в виду, господин?

– Она ж иудейка, – презрительно фыркнул Ансельмо, при этом избегая смотреть на Эстер. То, что он сейчас делал, претило ему, но другого выбора у него не оставалось. – Их ведь хлебом не корми, только дай навредить нам.

– Нам? – Элизабет насторожилась. Вероятно, Джакомо внушил своим приверженцам быть всегда начеку. Ансельмо лишь надеялся, что ему не придется заходить слишком далеко и доставлять Эстер еще и физическую боль, чтобы стряпуха наконец поверила ему.

– Нам, христианам, хочу я сказать. Эти, – кивнул он головой в сторону Эстер, – они ведь просто лентяи. Если бы это было в моей власти, я бы давно выгнал из дому и ее, и Махмуда, этого тупого сукина сына. В Иерусалиме много добропорядочных христиан, которые бы почли за честь служить в нашем доме. Но мой отец к этому не готов. Ему жалко обоих. – Он пожал плечами. – Я считаю, он чересчур мягкосердечный. Ему следовало бы выставить обоих за дверь и... – Он замолчал, пригладил рукою волосы. – Остается только надеяться, что рано или поздно придет тот, кто положит конец их проискам и прогонит всех иудеев и мусульман из Иерусалима.

– Конечно, господин, если вы так считаете. Налить вам кофе?

– Да, с удовольствием. – Ансельмо сел на свое место. Ему было неловко в своем новом обличье. Эстер молча поставила на стол корзинку с хлебом и вазу с фруктами. Она не глядела на него, но в уголках ее глаз блеснули слезы.

– Господин желает еще что-нибудь? – спросила Элизабет.

– Пока нет.

– Позовите тогда меня, – важно произнесла Элизабет с легким поклоном. У двери она еще раз остановилась и бросила на него благодарный взгляд. Глаза ее сияли, как у матери, младший сын которой только что сделал первый шаг.

Преступление

Этим утром Рашид был первым, кто сразу же после звонкого сигнала побудки, огласившего казарменный двор, встал и оделся. Обычно он растягивал этот момент как можно дольше, ведь каждый миг покоя был бесценным в солдатской жизни. Но сегодня он спешил. Ночью у него созрел план. Он рассчитал, что Омару сначала нужно будет ввести в курс дела Ибрагима, и они наверняка после завтрака предпримут что-то против него. Поэтому он принял решение прямо сейчас отправиться к наместнику. Оставалось лишь надеяться, что в такой ранний час его вообще допустят к Эздемиру.

Юсуф выпрямился в постели и пригладил пятерней взъерошенные волосы.

– Ты уже оделся, Рашид? – сонно спросил он, широко зевнул и потянулся. – К чему такая спешка?

– Дела есть, – буркнул Рашид и завязал пояс.

– Какие же?

– Поговорить надо кое с кем.

– О чем же?

Рашид уже хотел поставить приятеля на место и спросить, какое ему до всего этого дело, но, увидев странное, напряженное выражение лица друга, передумал.

– Не волнуйся, ты узнаешь об этом вовремя, – ответил он. Он уже собирался выскочить из спальни, но еще раз обернулся. – Если Омар спросит обо мне за завтраком, скажи ему, что я поговорю с ним позже.

Юсуф кивнул. Он был необычайно бледен, бескровные губы сомкнуты в узкую полоску. Но у Рашида не было сейчас времени заниматься проблемами Юсуфа, это может подождать, как и все остальное. Сначала нужно поговорить с Эздемиром. Не оборачиваясь больше, он вышел из зала, пересек двор и покинул территорию казармы. Стражники на воротах, уставшие от ночной службы, не задали ему ни одного вопроса и не сделали ни одной попытки задержать его.

Город просыпался медленно и неповоротливо, словно великан. Улицы были еще пустынны, лишь кое-где дорогу ему перебегала бездомная кошка. Со скрипом открывались ставни, и из домов вырывались наружу голоса обитателей и повседневные звуки – громыхание посуды, позвякивание кочерги, которой ворошили жар в печи, плач ребенка, молитвы на арабском и на иврите. Каждый звук Рашид воспринимал так, будто слышал его впервые. Эти люди не подозревали о той буре, которая собиралась над их головами. С одной стороны, угроза исходила от этого злосчастного проповедника, мечтавшего изгнать из Иерусалима каждого, кто не являлся христианином. С другой – от янычар, которые попытаются захватить власть в городе в свои руки. Быть может, и евреи вынашивали свои планы. Но какая бы сторона ни победила, несомненно одно: это будет конец Иерусалима. Именно это он и осознал ночью. Без всех трех конфессий Иерусалим был так же немыслим, как без Храмовой горы, храма Гроба Господня и Стены Плача. Сам Аллах избрал этот город святыней. И Он наверняка не хотел расставаться ни с кем из своих детей.

С Храмовой горы донесся голос муэдзина, призывавшего верующих к утреннему намазу. Ибрагим и Омар сейчас наверняка раскатывают свои молельные коврики. А потом... Рашид ускорил шаг. Времени у него было в обрез.