Заклинатель джиннов - Михаил Ахманов Страница 70

– Мечты и фантазии говорят о многом.

Он был прав, и я не нашел возражений. В определенном смысле Сеть заменяет колдовство и магию, которых нет в реальности, но если бы они существовали, Земля, пожалуй, стала бы таким вот парадизом, а здравомыслящих лиц вроде меня переселили бы в анклав на Огненной Земле или в Гренландии. Или превратили в мебель… Табуретки из нас вышли бы отменные – крупинка устойчивости в чародейном мире…

На веранду вывалилась толпа сатиров, коз, ослов и пышных белокожих нимф. Кажется, тут намечалось нечто вакхическое, в стиле Лукиана – групповуха с повальной зоофилией. Заметив, как дернулись мои уши, Джинн произнес:

– Они нас не видят и не слышат. Блокировка звуковых сигналов двухсторонняя. Шум и слова не доходят до нас, но если ты желаешь…

– Нет-нет! Убери отсюда эту компанию.

Сатиры и нимфы растаяли, город отдалился, сделавшись пестрым ковром у наших ног. Только зодиакальные созвездия вращались в вышине: Лев скалил зубы на Деву, Рак грозил клешнями Близнецам, вздымал ядовитый хвост Скорпион, Стрелец-кентавр целился в зенит из лука.

– Покажи мне другое, – сказал я. – Покажи, как ты воспринимаешь свою Вселенную. Сотни миллиардов приборов, потоки энергии и информации, движение программных средств, базы данных, линии связи, порты, терминалы… Я хочу видеть не рай помешанных, а твою реальность.

Белая кошка растаяла, и рядом со мной возник силуэт пантеры.

– Багира… Видимо, наш диалог потребовал более мощных средств, чем были отпущены облику Белладонны.

– Невыполнимое желание, Теплая Капля. Я не могу стать тобой, ты не можешь превратиться в меня… Единственный выход – построить модель. Некий графический образ, которым пользуются теплые сгустки, чтобы представить непредставимое.

Мир вокруг нас опять переменился. Теперь мы находились в центре титанической прозрачной сферы, подобной глобусу; на внешней ее стороне можно было угадать очертания материков с горами, реками, равнинами и прочими деталями рельефа, с транспортными и энергетическими артериями, населенными пунктами и множеством иных сооружений, которые, повинуясь взгляду, то приближались ко мне, то отдалялись, всплывая к поверхности сфероида. Среди прозрачных и будто бы бесцветных очертаний городов, дорог, морских и океанских трасс сияли огоньки, где-то побольше, где-то поменьше, где-то совсем немного, но даже в местах скоплений они не сливались в единое целое – каждый был различим, и каждый, надвигаясь на меня, приобретал определенный цвет и форму. Желтое – бытовые устройства, неисчислимое воинство ламп, миксеров, тостеров, кофемолок и холодильников… Зеленое – информационные сети, телевизоры и телефоны, модемы, факсы и компьютеры, теле– и радиостанции, антенны, ретрансляторы… Фиолетовое – транспорт, автопилоты, системы навигации, радары, средства погодного оповещения и регулирования транспортных потоков… Золотистое – энергостанции, линии энергопередач, точки распределения энергии… Голубое – базы данных, хранилища библиотек и музеев, криминалистические коллекции, центры сбора социальных, биологических, химических, финансовых сведений… Синее – крупные потребители энергии, заводы, комбинаты, рудники… Красное – оружие… Алое, пурпурное, багровое, цвета крови и цвета ржавчины… Каждый танк и каждая ракета, самолет, корабль, пункт наведения, склад боеприпасов, зенитный комплекс и лазерный модуль, о коих говорили, что их вовсе нет… Много-много красного! Эти зловещие созвездия окружали города, сверкали на побережьях и в океанах и, затаившись в космической тьме, плыли над земной поверхностью подобно сулящим несчастье кометам.

Я вздрогнул и помотал головой, изгоняя кошмарные видения апокалипсиса. Потом спросил:

– Ты держишь в памяти карту с позициями всех агрегатов и приборов?

– Да. Пространственная карта хранится в мыслящем центре, который ты назвал Аргусом. Я попытался представить ее для тебя в несовершенной, но обозримой модели. Модель, однако, всего лишь модель. Она не может передать… – Черная пантера склонила голову, заглядывая мне в глаза. – Не может передать того, что для меня является аналогом тактильных ощущений… или визуальных, звуковых, каких угодно – они для меня нераздельны. Ты видишь точки в фазовом пространстве, я их ощущаю. Их положение, конфигурацию, мощность, режим функционирования, сбои и неполадки, все их параметры, все присущее активной, но неживой материи. Неживой для тебя, – добавил он после недолгого раздумья.

Видение чудовищной сферы исчезло. Мы снова висели в пустоте между зарей и полярным сиянием.

– Ты обещал подумать над целью, – вымолвил Джинн, принимая облик Белладонны. – Над глобальной целью, которая могла бы придать смысл моему существованию.

– Я еще думаю. Это непростое дело.

В знак согласия кошка склонила голову.

– Непростое. А сейчас…

– Сейчас нам лучше прервать контакт. Слишком много сильных впечатлений… Я устал.

Уши Джинна шевельнулись.

– Вот ощущение, которое я не могу испытать… Возможно, ты хочешь развлечься, взглянуть на что-нибудь еще? На теплый сгусток, чей вид приятен для тебя? – Он сделал паузу и пояснил: – Я говорю об аравийской принцессе ослепительной красоты. Желаешь навестить ее?

– Желаю, но пойду к ней сам. До новых встреч, дружище!

Я отправился в Графский и провел там время до вечера, прогуливаясь под окнами Захры, вздыхая и мечтая о ней, как и положено влюбленному. День был воскресный, и, вероятно, она сидела дома и, может быть, даже видела меня, но вряд ли узнала в сгущавшихся сумерках. Но я об этом не жалел. Прогулка и мечты о девушке были своеобразной разрядкой, вернувшей мне твердость и равновесие души; как-никак, она являлась самым прочным из якорей, державших меня в сиюминутном бытии. Я вспоминал ее прелестное лицо, жемчуг зубов меж ярких губ, ресницы с загнутыми кончиками, темные локоны, глаза, улыбку; я даже дерзнул спуститься ниже и обозреть ее от подбородка до талии, ну а потом, расхрабрившись, – до колен. Свет, горевший в ее окнах, и мысль, что до нее подать рукой, делали этот мираж куда реальнее, чем явленная Джинном сфера, и все же я не мог забыть об этом чудовищном пространстве, мерцающем огнями. Хотел ли я насытить свое любопытство и заглянуть в него снова? Вне всякого сомнения! Почти с такой же страстью, как посмотреть в глаза Захры…

Домой я вернулся в восемь, налил молока в кошачье блюдечко и не успел поставить чайник на огонь, как раздался звонок.

– Кто там?

– Благородные доны в комплекте: дон Румата и дон Жуан.

Они вошли, и Бянус с порога объявил:

– Женюсь!

Я вздрогнул, а Белладонна на кухне, кажется, подавилась молоком.

– На Верочке-психологичке или на Галочке, чьи папа и мама в отъезде?

– Это кто ж такие? Не помню этих синьорин, ни клятв своих, ни обещаний! – с наглой ухмылкой заявил Сашка, а Симагин насмешливо прогудел: