Нечестивый Консульт - Р. Скотт Бэккер Страница 70

Но теперь ужасного лика избежать невозможно, если только не закрыть глаза, далее пробираясь на ощупь.

Зло. Чуждая ненависть, холодная, как сама Пустота.

Изувеченные дети. Города, громоздящиеся словно ульи, водружённые в один гигантский костёр. Рога сияют, проступая сквозь проносящиеся перед нею образы своею мертвенно-недвижной громадой. По золотым поверхностям пробегают нечёткие отражения разворачивающихся ниже демонических зверств, тысячекратно повторяющиеся видения гибнущих людей, народов и цивилизаций – преступления, превосходящие всякое воображение и помноженные на безумие, продлившее себя в странах, землях и веках. Преступления столь отвратительные, что сама Преисподняя, бурля и вскипая, устремляется к ним сквозь поры в костях Мира, привлеченная этими грехами и мерзостями, как голодающий, прельщённый пиршеством обильным и жирным.

Она дрожит, словно ребёнок, вынутый зимой из тёплой ванны. Моча струится по внутренним поверхностям бёдер. Она чует запах сгоревших пожитков и палёной конины.

Пожалуйста!

– Принцесса? – восклицает мужской голос. – Сейен милостивый!

И она зрит это – смешанную с пылью кружащуюся тьму, вздымающуюся до самых Небес…

– Это действительно ты?

* * *

– Знает ли наш Святой Аспект-Император, – произнёс Апперенс Саккарис, – о том, что ты здесь?

Старый волшебник пожал плечами:

– А кто знает, ведомо ему что-то или же нет?

Пронзительный взгляд.

– Всё так и есть, – ответил великий магистр Завета. Отложив том, который до этого просматривал, он внимательно взглянул на величайшего предателя, когда-либо вскормленного его Школой.

Когда Акхеймион, наконец, добрался до лагеря, мужи Ордалии жарили конину. Огромные шматки мяса подрумянивались над кострами, в которых пылали те немногие вещи, что воинам удалось сохранить до сей поры. Мало кто обращал на него внимание. Они были мрачными и измотанными. Немытая кожа многих из них давно почернела. Потёки и пятна буро-чёрной грязи украшали большинство рубах. Лишь нечто вроде предвкушения и ожидания оживляло их черты, огрубевшие от каждодневной необходимости выживания. Тела же их, несшие на себе слишком много порезов и мелких ран, вовсю лихорадило – возможно, из-за затяжного сепсиса. После Карасканда Акхеймион был способен так или иначе – по виду ли человека или по припухлостям, вызванным этой болезнью, – опознать её протекание. Этим людям пришлось тяжко страдать, чтобы добраться сюда. Огнём и мечом они проложили себе путь через просторы Эарвы, пересекли океан шранков и ныне достигли границы величайшего ужаса любого воинства, ведущего кампанию во враждебных землях – начали потреблять то, что давало им укрытие или перевозило их на себе.

Но старый волшебник не был ни обеспокоен, ни удивлён.

К тому моменту, когда Акхеймион сумел найти лагерь Завета, ночь уже почти вступила в свои права. Он не знал, чего ему ожидать от бывших братьев. Но в любом случае не ожидал обнаружить их обретающимися внутри кольца изодранных шатров. Ветер разметал облака, явив взгляду и Гвоздь Небес, и иссиня-бледный провал бесконечной Пустоты. Ему внезапно стало трудно дышать – столь убедительной была иллюзия недостатка воздуха. Благодаря своим невероятным размерам и местоположению Ковчег, казалось, вздымался прямо за краем лагеря, нависая над ним всеми своими чудовищными формами и сияющими призрачным серебристым светом изгибами. Стараясь изо всех сил от этого удержаться, Акхеймион, тем не менее, беспрестанно бросал на него через плечо быстрые взгляды. Ты здесь! – казалось, рыдало внутри него его собственное дыхание. – Здесь! И хотя беспокойство пробегало искрами по его коже, а ужас душил мысли, но всё же в душе его то и дело проскальзывало ликование.

Наконец-то! Все кошмары и муки, преследовавшие его, как и всех адептов Завета, живых или уже умерших, одну невыносимую ночь за другой – за всё это, быть может, скоро удастся сполна рассчитаться. Отмщение – Отмщение! – наконец, близко!

И всё же атмосферу, царившую в лагере Завета, в целом можно было описать как дрожащее… онемение.

– Однако, – продолжил великий магистр Завета, – ты же легендарный Друз Акхеймион… – он легонько улыбнулся, – волшебник.

Акхеймион никогда не встречался с Саккарисом лично, но немало слышал о нём. Он многих раздражал – в той манере, в какой раздражают учителей одарённые дети, начинающие кукарекать в классе, стоит наставнику ненадолго отлучиться. Но подобное раздражение обычно быстро отступает, стоит тем явить свидетельства своих знаний, Саккарис же с его способностями и вовсе давал учителям полное право предаваться самовосхвалениям. В чём бы ни заключались его дарования, Келлхус, само собой, быстро узнал о них. Акхеймион праздно задавался вопросом – был ли когда-либо великим магистром Завета человек столь невеликих лет, ибо единственной вещью, казавшейся ему более возмутительной, нежели причёска Саккариса, был тот факт, что в его волосах было слишком мало седины.

Акхеймион улыбнулся в ответ.

– А ты?..

Двадцать лет, проведённых им в добровольной ссылке, месяцы скитаний по пустошам, и всё же этот проклятый джнан с такой масляной лёгкостью вновь явился на свет, выскользнув откуда-то из глубин его существа.

– Пожалуйста, – произнёс великий магистр Завета. Его улыбка обнажила зубы – неестественно ровные. Он говорил, как показалось Акхеймиону, словно человек, изо всех сил старающийся проснуться. – Будет лучше, если мы станем говорить без экивоков.

Обидно думать, но минули десятилетия с тех пор, как ему в последний раз довелось выносить общество мудрых. Образование меняет человека, одаряя его склонностью относиться к простонародью с недоверием или даже презрением. Апперенс Саккарис, как очень быстро понял старый волшебник, едва терпел его присутствие.

Акхеймион, поджав губы, вздохнул. Казалось, всё вокруг источало трагедию – и надежду.

– Тень лежит на этом месте.

Великий магистр пожал плечами, словно бы удивляясь произнесению в его присутствии нелепости.

– Мы собираемся штурмовать Голготтерат, не забыл?

– Я не о том. Что-то терзает тебя. Что-то терзает всех вас.

Саккарис опустил взгляд, рассматривая свои большие пальцы.

– Вспомни о том, что за земля сейчас у тебя под ногами, волшебник.

Акхеймион насмешливо нахмурился.

– Ты почивал на этой земле каждую ночь – всю свою жизнь.

– Да, но на сей раз нам пришлось пересечь весь Мир, чтобы очутится здесь, не так ли?

Акхеймион усилием воли подавил желание треснуть собеседника по лбу, словно непробиваемого глупца.

– За что приговорён к смерти Пройас?

Быть может, он о чём-то узнал? Быть может, он как-то сумел увидеть истинное лицо Келлхуса?

Великий магистр снова заколебался. Несмотря на всю свою досаду, Акхеймион в глубине души вынужден был признать, что Саккарис в конечном счёте был неплохим человеком…