Горец. Оружейный барон - Дмитрий Старицкий Страница 7

Но мне, по совести, не до вздорностей бабских было — днями я чертил. А потом при свете купленной в городе керосиновой лампы писал пояснительные записки к чертежам. И отдельно составлял по положенной форме протокол новизны принципа изобретения.

Так появились в этом мире те приборы, которые я неплохо знал по Российской армии.

Ручной перископ разведчика. Простейший триплекс с двумя металлическими зеркалами. Чтобы из-за препятствия что-либо высмотреть, себя не показывая.

Командирскую стереотрубу на два перископических рога и однорогий монокулярный перископ для офицеров рангом пониже. Штатив к ним. Механику винтовой наводки на резкость. Как с четырехкратным увеличением, так вообще и без него для передовых окопов. По номенклатуре четыре разных изделия получилось.

Бленду навесную фибровую, чтобы блеск оптики от вражеского наблюдателя скрыть и свой глаз от солнечных лучей уберечь. И на свои приборы, и на бинокли.

Заодно светофильтры из дымчатого и лилового хрусталя на байонетном креплении.

Ударил себя по макушке за забывчивость и подал заявку на патент самого крепления.

Оптический прицел на винтовку типа неубиваемого русского ПУ-4 с крестовиной из конского волоса и диоптрической установкой окуляра. С двумя маховиками ручного наведения. Простейший полуторакратный оптический прицел тут и так делали, но из-за особенностей затвора штатной винтовки ставили его по-скаутски — вынесенным далеко вперед. За новизну выдал не столько сам прицел, а именно боковой кронштейн на него, чтобы стрелку можно было открытыми прицельными приспособлениями одновременно пользоваться, а также возможность быстро ставить с ним прицел на винтовку и снимать его.

Отдельно написал записку, что этот прицел можно и на пулеметы ставить и на пушки до трехдюймового калибра.

И раз пошла такая пьянка, то не только начертил и описал, но и заказал маркграфу на его мануфактуре триплексы наблюдения на бронепоезд и большой телескопический перископ для командира с возможностью выдвигать его механически по зубчатой рейке на два метра выше крыши вагона. Кругового обзора, с ручками складывающимися, резиновым налобником — все как на подводной лодке. Даже проще — не надо хитрые сальники выкаблучивать, чтобы они воду не пропускали.

Трезво подумав, саму подводную лодку чертить не стал… Не ко времени еще. Потом как-нибудь, когда у меня авторитет уже будет в глазах больших начальников из имперской канцелярии.

Заодно Оле подарил идею и чертеж швейцарского офицерского ножа «о двенадцати лезвиях» с ножницами и штопором, набором инструментов, необходимых для разборки оружия, обязав его первый изготовленный десяток выслать мне. В подарочном исполнении с ручками из кости — на подарки для маркетинга. И тоже запатентовал его, а лицензию оформил на Оле.

Удобный механический пробочник на зубчатом колесе с винтом и ручками. А то тут все руками пробки тянут примитивным штопором.

Консервный нож. Простая ведь до безобразия приспособь, а банки солдатики все штыками вскрывают.

Походный набор — нож, ложка, вилка в одном флаконе, складные, одним движением разделяющиеся на три автономных предмета.

А вот идею мультитула я пока попридержал. Не все сразу. Автомашин здесь пока нет, а на рутьеры ^[4] с локомобилями ^[5] так даже гаечные ключи паровозного размера пока идут.

Так что некогда мне было за непонятную женскую обиженку переживать.

Оле заглянул несколько раз подивиться на мои занятия, потом во время ужина заявил:

— Перерос ты, Савва, нашу стезю. Скучно тебе после войны будет подковы ковать.

Что я мог ему на это ответить? Рубаху рвать и пуп царапать, что вернусь сюда обязательно его подмастерьем? Не факт. Вернусь, конечно, за сыном, когда ему исполнится семь лет. Отдам в кадетский корпус на казенный кошт. Сын гвардейского офицера и орденоносца как-никак. В любом случае неграмотным я своего ребенка не оставлю.

Когда Элика объявилась на вокзале в сопровождении няньки и носильщиков, Оле только руками развел. Я тут, мол, не при делах.

— Разбирайтесь-ка сами между собой, — сказал он и отошел в сторонку, чтобы нашему разговору не мешать.

— Я с тобой, — твердо заявила Элика, даже не поздоровавшись, лишь поправив на плече ремень ружья.

— Там война, милая, — ответил я ей. — Там и убить могут.

— Если ты мне муж, то мое место подле тебя, а не на этой горе. Я в невесты ушедших богов не записывалась и их обетов блюсти себя в телесной непорочности не давала.

— Там говорят совсем на другом языке.

— Выучу. Ты же выучил.

— И читать-писать научишься? — поставил я условие под видом вопроса. — У офицера не может быть неграмотной жены.

— Делóв-то… — фыркнула Элика.

— А девчонку эту зачем с собой тащишь?

— Жена офицера должна иметь прислугу, — убежденно высказалась девушка. — У тебя же есть денщик.

— Резонно, — усмехнулся я. — Только там… вот в этом, — я подергал ее за рукав кофты домашней вязки, — не ходят. Особенно жены офицеров.

— Не страшно, — парировала Элика. — Буду ходить в том, в чем ходят они. Надеюсь, они одеваются не слишком смешно.

— Что скажут родители девочки?

— Ничего не скажут. Она сирота.

Сирота — это аргумент. Сам тут сирота при живых родителях. И Элика сирота.

— Тогда бери няньку, сына и вот в этом салон-вагоне заселяйте второе от входа купе. Вещи денщик занесет.

Не гнать же ее обратно. С таким строптивым характером, как у этой девицы, можно вообще больше не увидеть ни ее, ни сына.

Когда маркграф говорил мне о том, что передаст со мной посылку для ольмюцкого короля, я и подумать не мог, что она занимает собой целый литерный эшелон с двумя большими паровозами на колесах по два метра в диаметре. В эшелоне в основном цистерны с керосином — Реция все же нефтеносная провинция. Пара опломбированных теплушек с каким-то грузом. Вагон охраны. Классный плацкартный вагон для сопровождающих лиц. И личный салон-вагон маркграфа для меня — единственный в составе на четырех осях.

В сопровождающие меня лица попали два полных расчета горных трехдюймовок с опытными наводчиками и шесть пулеметных расчетов — экипаж одной бронеплощадки будущего бронепоезда, пусть и названного в честь огемской княгини, по мнению маркграфа, должен быть чисто рецким. Утрясти бюрократические проблемы он взял на себя.