Свихнувшееся время [= Распалась связь времен ] - Филип Киндред Дик Страница 7

Бреясь перед зеркалом в ванной, Рэгл Гамм услышал как на крыльцо бросили утреннюю газету. Судорога свел руку, он едва не порезался и быстро опустил бритву. Потом глубоко вздохнул, на мгновение прикрыл глаза и продолжил бритье.

– Ты скоро? – крикнула сестра из-за закрытой двери.

– Да. – Рэгл умылся, освежил лицо лосьоном, вытер шею и руки и открыл дверь. Взору предстала Марго в халате, тут же прошедшая в ванную.

– Кажется, принесли твою газету,– сказала она через плечо, закрывая дверь. – Мне надо отвезти Вика в магазин, вытолкай Сэмми на крыльцо, ладно? Он на кухне.

Плеск воды заглушил ее голос.

В спальне Рэгл надел рубашку, потом придирчиво осмотрел свои галстуки, выбрал шерстяной, темно-зеленый, повязал его, надел пиджак и только после этого произнес:

– Теперь газета.

Но прежде чем выйти за ней, принялся перебирать блокноты, карты, папки и графики, приспособления для просмотра данных на экране... Сегодня, начав с этого, он отсрочил встречу с газетой на одиннадцать минут. Рэгл приготовил стол в прохладной и влажной после ночи гостиной. Пахло сигаретами. Наконец подошел к парадной двери и распахнул ее.

Там, на цементном крыльце, свернутая трубочкой и схваченная резинкой, лежала «Газетт».

Рэгл поднял ее и сдернул резинку.

Несколько минут он просматривал новости на первой странице. Прочел о состоянии здоровья президента Эйзенхауэра, о национальной задолженности, о проделках хитрых лидеров Ближнего Востока. Затем сложил и перевернул газету и прочел страницу юмора. Потом письма в редакцию.

Пока он читал, Сэмми протиснулся мимо и выскочил на улицу.

– Пока, – крикнул мальчик. – Увидимся вечером!

– Давай, – машинально ответил Рэгл.

Потом с ключами от машины в руке появилась Марго. Отперла дверцу и скользнула внутрь, завела мотор. Пока он прогревался, Марго протерла запотевшие стекла. Утро выдалось свежим. По улице семенили в сторону школы Дети. Проезжали машины.

– Я забыл про Сэмми, – сказал Рэгл, когда Вик вышел на крыльцо. – Он, кажется, двинул своим ходом.

– Не волнуйся, – ответил зять. – Смотри, не перетрудись над конкурсом.

С переброшенным через руку пиджаком Вик спустился к машине. Спустя мгновение Марго включила передачу, и они с ревом понеслись по прохладной улице к центру.

До чего же шумные эти маленькие машины, подумал Рэгл.

Он оставался на крыльце и упорно читал газету, пою холодный утренний воздух не загнал его в комнату.

Шестнадцатую страницу, на которой печатался бланк конкурса «Где теперь появится Зеленый Человечек?», открывать не хотелось. Бланк занимал почти всю полосу, оставалось лишь немного места для разъяснения правил и условий конкурса и для информации о предыдущих победителях. Помещался также список оставшихся участника конкурса; их имена были набраны самым мелким в газете шрифтом. Имя Рэгла, само собой, печатали крупным. В отдельном оформлении. Каждый день он видел его в одном и том же месте. Остальные имена, внизу, менялись, не задерживаясь в сознании.

Каждый день газета давала к очередному заданию примерный набор ключей. Рэгл всегда их прочитывал как разминку перед решением основной задачи. А она состояла как всегда, в угадывании одного из 1208 квадратиков, напечатанных на бланке.

Никакой пользы от предлагаемых к заданию ключей не было, тем не менее Рэгл полагал, что косвенная информация в них все-таки заложена, и взял за правило все запоминать, надеясь, что это воздействует на его подсознание.

«Глоток ласточки, огромный, как миля». Наверное, тут дело в потоке ассоциаций... Рэгл позволил зашифрованному сообщению улечься в сознании, погрузиться в его глубины. Освободить рефлексы или как это называется... Глоток предполагает еду. А ласточка, конечно, полет. А разве полет не символизирует секс? Ласточки, кстати, всегда возвращаются в Капистрано, это в Калифорнии. Вся фраза почему-то напомнила ему пословицу «Птичка по зернышку клюет и сыта бывает». Тогда почему «огромный, как миля»? Кто у нас огромный? Кит? Большой синий кит. Заработали ассоциации? Может, кто-то летит над водой в Калифорнию? Потом Рэгл подумал об арке и голубке. Оливковая ветвь. Греция. Значит, это имеет отношение к кухне. Потому что все греки занялись ресторанами. Снова еда. И голуби, кстати, деликатес для гурмана.

«Колокольчик звонит динь-динь!» Ерунда, конечно. Что-то тут есть гомосексуальное. «Колокольчик», «динь-динь». Или Джон Донн: «По ком звонит колокол?» Есть еще книга Хемингуэя. К тому же в колокольчик часто звонят, когда подают чай. Позвоните, пусть принесут чаю!.. Серебряный колокольчик. Цель! Цель – Капистрано, куда возвращаются ласточки. Подходит.

Пока он размышлял над ключами, возле дома раздались чьи-то шаги. Отложив газету, Рэгл проскользнул к окну в гостиной.

У крыльца стоял высокий, стройный средних лет человек в твидовом костюме и с сигарой в зубах. Выглядел он весьма респектабельно, как министр, священник или налоговый инспектор. Под мышкой он держал папку. Рэгл узнал его. Это был человек из «Газетт», он уже приходил несколько раз: иногда приносил чек, который обычно Рэгл получал по почте, или выяснял какие-либо неясности в ответах. Рэгл растерялся: что привело Ловери на сей раз?

Не торопясь, гость поднялся по ступенькам и позвонил.

Колокольчик, подумал Рэгл. Посланник. Может, ключ в газете должен был подсказать, что придет Ловери?

– Добрый день, мистер Ловери, – улыбнулся он, распахивая дверь.

– Здравствуйте, мистер Гамм! – Ловери сиял радостью, ничего напускного или сулящего дурные вести в его поведении не было.

– Что-нибудь случилось?

При необходимости Рэгл умел жертвовать приличиями.

Ловери перекатил во рту сигару, взглянул на него и сказал:

– Занес пару чеков. В газете решили, что вам будет приятно, если я принесу их на дом. А мне все равно в эту сторону.

Ловери обвел взглядом гостиную.

– Кроме того, хотел кое-что у вас спросить. Просто удостовериться. Насчет ваших вчерашних ответов.

– Я послал шесть, – сказал Рэгл.

– Да, мы все получили, но... – Ловери подмигнул, – вы же не указали их порядок.

Открыв папку, он выложил все шесть бланков, уже сфотографированных и уменьшенных до удобных размеров. Вручив Рэглу карандаш, Ловери продолжил: