Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - Константин Радов Страница 7

Государь хмыкнул и грозно блеснул очами — однако ничего не сказал, вроде как даже на мгновение задумался. Изучивший тончайшие оттенки царской мимики генерал-фельдцейхмейстер счел сие благим знаком и негласным позволением в открытую мне написать.

Иногда невинный вопрос о здоровье звучит (для людей понимающих) победным гимном, внушая надежду на скорое окончание гонений и возврат к полноценной жизни. Послание Якова Вилимовича, краткое и формальное, было исполнено тайного смысла: читать его следовало исключительно между строк. Но, после первого приступа радости, оно повергло меня в глубокую задумчивость.

Хочу ли я вернуться на государеву службу? Вот вопрос, на который не находилось ответа. Быть пешкой в чужих руках… Ну, пусть не пешкой — фигурой… Важной фигурой… Движущейся лишь по предначертанным линиям…

Вот уж хрен, Ваше Императорское Величество! Только игроком!

Доселе подобная дилемма не возникала, ибо собственные мои упования близко совпадали с целями государя. И пути достижения оных не представляло труда согласить. В безумстве тайной гордыни я мнил себя даже не слугой — соратником и единомышленником Петра.

Ему же требовались исключительно холопы.

Всяких чинов холопы, от землепашца до фельдмаршала. А кто неправильно свою должность понимает — того рано или поздно поставят на место. Так и меня щелкнули по носу, чтоб лишку о себе не воображал. Хорошо щелкнули, чуть не убили. Что ж теперь, нагнуться и сунуть шею в ярмо?

Что отписать Брюсу?

Не знаю, чем кончились бы раздумья, не появись в моем уединении внезапный гость. Раз на горку, где я запускал воздушных змеев с мальчишками, прибежал посланец от деда Василия. Обрадовал: дескать, чужой человек приехал и желает говорить со мною. Не офицер, не приказный — по виду скорее купец. Так оно и оказалось. Рожа знакомая, где-то встречались раньше. Поглядев обалдело, как имперский граф снимает овчинный тулуп и разматывает драные онучи, купчина смутился. Чуть не клещами из него вытянул, что хотел-то он денег!

Откашлявшись после приступа смеха, спросил приезжего:

— Какие деньги, любезный?! Не помню, чтоб у тебя занимал.

— Так господин генерал…

— Больше не генерал. Обращайся "господин граф" или "Ваше Сиятельство".

— Так господин сиятель, дозволь сказать…

— Насмехаешься или просто дурак?

— Дурак, эт точно! Пятьсот рублев как псу под хвост сунул — в ваше кумпанство вложил…

— Ну и что? Моя часть взята в казну, но купецкие-то доли государь отнимать не станет. Получишь обратно свои деньги, еще и с прибылью.

— Шиш! Говорят, не положено нашему брату…

— Ну-ка, рассказывай все по порядку…

Всего и по порядку купец не знал — но того, что порассказал, хватило. Едва закрылись за мной крепостные врата, на ладожском заводе появился новый управляющий. Какой-то Онуфрий Шпилькин. Не из моих людей: человек никому не известный, выскочил как чертик из табакерки. Кто протолкнул его через Берг-коллегию, в отсутствие Брюса? Кто рекомендовал потом государю? Бог весть. Десять против одного, что без генерал-губернатора сие не могло сделаться. Ни у кого, кроме Меншикова, просто влияния бы не хватило.

Из конторы Шпилькин всех, кто мешал, выставил. Посадил своих. Запретил им раскрывать цифры перед вкладчиками. Но… Среди денежных людей дураков мало, а шило из мешка всегда вылезет. По осени обнаружились убытки. Стоимость паев начала падать, коллегия запретила их перепродажу. Продавать стали тайно, курс упал до трети номинала. Без солидных денежных добавок дело грозило рухнуть, а где их найти? Государство истощено войною, компаньоны и старые-то норовят убежать…

— Тебя как зовут?

— Троебесовы мы. Второй гильдии Анфим Троебесов.

— Если желаешь, Анфимушка, свои деньги вернуть — завтра скажу тебе, что делать. Несколько писем отвезешь, да поговоришь с кем следует. Надо открыть государю императору глаза на это воровство.

— Как скажешь, Ваше Сиятельство…

До Светлейшего не дотянуться — так хоть подручных его взять в оборот. Может, ниточка и дальше потянется… Носят они ворованное наверх, точно носят! Если хорошенько прижать, всё расскажут! Еще важней другое. Вложенный в дело запасный капитал Тульского полка дан мне в распоряжение, можно сказать, под залог чести — теперь эти кровью добытые деньги растаскивают крысы в человечьем облике.

Ревизии на заводах, перемена управляющих — все идет через Брюса. Однако по доброй воле Яков Вилимович против Меншикова воевать не станет. Он человек честный, но не до безумия же! Значит, на него надо нажать. Кто-то должен донести государю о служебных упущениях касательно моего завода…

Найти, кто затаил вражду или метит на президентское место? Нет, такой интригой издали управлять не удастся. Можно не сдержать в желаемых пределах. Пожалуй, страх потерять деньги — достаточный мотив. Надо раздувать скандал среди вкладчиков. Там есть серьезные люди, им прямая корысть бороться за мое возвращение.

Уместно ли самому напрашиваться в заводские начальники, или лучше ждать, пока позовут? Ладно, это частности. Потом решу. Не срочно.

Воистину, моя деревня становилась оживленным местом: едва скрылась из глаз анфимова кибитка, на смену купцу прискакал курьер из Петербурга. Кому еще понадобился бессчастный изгнанник, да так скороспешно, что обыкновенная почта не годится? Ни за что не угадаете: коллегии иностранных дел! Грозная депеша требовала срочно отозвать корабль "Святой Януарий" из Медитерранского моря. Совсем охренели! В сильных выражениях высказав эту мысль посланцу, все же велел хозяйке накормить его обедом и разобрался помаленьку, в чем дело.

Оказывается, прошлой весною весть о моем аресте застала судно в Данциге, куда капитан, неаполитанец Лука Капрани, зашел на пути из Ливорно для поправки такелажа. Жители итальянского юга знают, что такое верность — но она у них имеет исключительно личный характер. Ни государство, ни торговая компания не заменят вассалам сюзерена. Несмотря на присущую ему горячность, Лука быстро понял, что из крепости меня не вытащить, и посчитал свои обязательства исчерпанными. Скинув товар по дешевке местным евреям и списав на берег нескольких матросов, пожелавших вернуться в Россию, капитан приказал поднимать якорь. Единственным свидетельством дальнейшего пути оказалась запись датской таможни в Кронборге.

По прошествии времени, русские консулы и агенты в Италии стали получать известия о причастности соотечественников к бесчинствам, творящимся окрест. Быстроходный и прекрасно вооруженный корабль наводил ужас на турецких купцов, с христиан же требовали плату "за охрану от магометанских пиратов". Капитан умело ходил по краю закона: вменить ему разбой, контрабанду или вымогательство никак не удавалось. Узнав, что судно числится за русской железоторговой компанией, вице-король Неаполя Вольфганг фон Шраттенбах пожаловался в Вену. Оттуда кляузу переслали в Петербург — но в компанейской конторе не спешили заявить права на "Януария" и кивали в сторону опального графа Читтано.