Сфера Маальфаса - Елена Долгова Страница 7

Я шел дорогою чужой

В далекой стороне.

В ночи без звезд твои глаза

Как солнце были мне.

Зеленых в небе нет светил,

Но трудною порой

Свет изумрудных глаз твоих

Хранил мой путь домой.

И если спросят у меня –

Уйдет ли мир во тьму

Иль смерть погасит изумруд –

Я мира не приму.

Пусть гаснут звезды и луна

И камень станет – прах.

Милее света высших сфер

Огонь в твоих глазах.

Прогудел и оборвался последний аккорд. Несколько мгновений, пока магия песни не рассеялась, молчали, задумавшись, рыцари и дамы. Красивая песня, но есть в ней едва заметный оттенок ереси. Стряхнув мимолетную грусть, подняли кубки, рассмеялись, кто-то, изменив голос, громко выкрикнул рискованную шутку. Худощавая бледная дама в туго затянутом платье возмущенно подняла тонко выщипанную бровь. На ее бледных скулах внезапно выступил кирпичный румянец. Смех усилился. Через минуту всеобщее внимание уже занимал пожилой рыцарь, усыпленный то ли вином, то ли песней менестреля. Герой раскатисто храпел. Кое-кто немедленно побожился, что этот престарелый воин служил еще деду Гизельгера.

Праздник продолжался, и ничего не предвещало нарушения обычного хода событий. Неподалеку, но и не очень близко от императорского кресла, за столом, уставленном кубками, пристроилось двое молодых людей – едва ли хоть один из них миновал порог двадцатилетия. Они невесело переговаривались вполголоса, не обращая внимания на грубые шутки, время от времени разговор, казалось, собирался перейти в ссору. Не замеченный никем спор утих, сменившись угрюмым молчанием. Еще через минуту младший из собеседников внезапно выкрикнул что-то сорвавшимся голосом, вскочил из-за стола и бросился в сторону императорского кресла.

Никто не успел поднять руки. Блеснул мгновенно выхваченный из складок одежды кинжал. В ту же секунду на плечах товарища, пытаясь перехватить вооруженную руку, повис сосед по столу, чуть постарше.

– Тиран! Мучитель! Убью!

Лицо младшего, нежное, покрытое юношеским пушком, скривилось от боли. Старший ухватил наконец кисть противника и попытался выкрутить ее, но задел пальцами лезвие – рукав голубого жакета мгновенно набряк алым.

– Заткнись, дурак, ты пьян!

Младший, почти вырвавшись, смотрел теперь прямо и открыто в лицо Гизельгера. Опьянение почти исчезло, сметенное ненавистью.

– Ты убил ее! Когда насытишься человеческими жизнями, изверг!

Четверо личных телохранителей императора, тесно сомкнувшись, преградили путь к патрону. Гизельгер встал с кресла, нахмурился, сжимая кулаки. Замерла, придвинувшись к супругу, королева Ютта. Отекшие щеки женщины мгновенно посинели, глаза расширились, она захрипела, царапая шею, и откинулась назад, беспомощно-грузно оседая.

Сосед юноши, воспользовавшись паузой, опять попытался перехватить руку с кинжалом.

– Алекс, молчи! Безумец, ты губишь не только себя!

Алекс, не оборачиваясь, крепко ударил приятеля локтем. Вмешавшийся некстати коротко охнул и почти согнулся пополам, но тут же выпрямился и попытался обхватить шею товарища. Двое сцепились, зазвенели свалившиеся со стола кубки, растеклось вишневой лужей пролитое вино. Наконец опомнившись, тонко взвизгнули сидящие рядом дамы. Рыцари шагнули вперед, прикрывая женщин от мелькающего в воздухе острого лезвия и тщетно ощупывая пустые пояса – мечи по обычаю оставили за пределами зала. Возникла сумятица. Одни отбрасывали прочь соседей, стремясь выбраться из зала и вернуть свое оружие, другие торопились скрыться и в панике расталкивали толпу, третьи пробивались поближе, не желая упустить интересное зрелище. Мерный шум беседы сменился давкой, гневными криками и испуганными возгласами. Кое-кто потерял равновесие и рухнул на пол, собаки и лилипуты с визгом метались под ногами, худощавая баронесса с выщипанными бровями упала в обморок.

Наконец загремело железо, по плитам пола зашаркала грубая обувь – в распахнутые двери ворвалась замковая стража. Гвардейцы без сантиментов разметали толпу и окружили дерущихся. Разоруженный Алекс, обмякнув, утих. Его держали под руки, багровые пятна на щеках неудачника померкли, уступив место восковой бледности.

Его приятель уже отступил назад, попытался юркнуть в толпу – это не удалось, – и теперь он стоял, не поднимая глаз, едва сдерживая нервную дрожь. Кунц Лохнер махнул рукой – Алекса тут же увели, – затем повернулся к Гизельгеру, выразительно показав глазами на того, второго, постарше. Император едва заметно кивнул. По знаку капитана стража окружила второго арестованного.

Так они, статисты нашей истории, и ушли – в тюрьму или во тьму – значения не имеет. На залитом вином полу, между опрокинутым блюдом, лужей вина и раздавленным ногой драгоценным кубком, остался лежать брошенный кинжал.

…Свет изумрудных глаз твоих…

Свет, знаете ли, освещает порой очень любопытные предметы!