Царь муравьев - Андрей Плеханов Страница 7

К счастью, обошлось без трепанации черепа, хотя мозговое кровоизлияние я все же словил. Я пролежал в больнице полтора месяца, а полностью оправился только через полгода. И еще потерял способность к обонянию.

Кроме затылка, мне сломали нос, но это полбеды. Есть такая костная пластинка, по-латински она называется «lamina cribrosa», «продырявленная». Сквозь нее от мозга отходят тонкие нити – обонятельные нервы. Они проходят через отверстия в пластинке и закачиваются чувствительными окончаниями в слизистой носовой полости. Так вот, при сильнейшем ударе пластинка сдвигается и разом перерезает все нити-нервы. Здорово? Именно это со мной и случилось. Обоняние в таком случае не восстанавливается никогда. Неприятно, конечно, но жить можно. Это вам не глаз лишиться.

А когда я вышел из больницы, то обнаружил, что лишился Любки. Дела у нас с ней в последние два года шли наперекосяк, ругались мы постоянно, ее любовь ко мне угасла и сменилась полным равнодушием. Деньги мои ее по-прежнему радовали, а вот я – нет. Не буду рассказывать подробности того, как мы с ней отдалялись друг от друга, как ругались и мирились, не хочу портить настроение ни вам, ни себе. Во всяком случае, в больницу ко мне она пришла всего раза три, а потом и вовсе перестала навещать. Дома я обнаружил пустоту – она забрала все свои вещи, а именно они составляли большую часть того, что заполняло комнаты. Созвонились, встретились в кафе… Она сказала: «Я подаю на развод». Я сказал: «Ладно, что ж тут поделать». Она сказала: «Не сердись, ладно?». Я не удержался, слезы потекли из глаз. «И как же ты будешь без моих денег?» – спросил. «Это не проблема, не беспокойся», – ответила Люба, и я понял, что она уже нашла кого-то с деньгами.

Очень тяжело мне тогда было, еле выбрался из депрессии. Родители помогли. Они всегда поддерживают меня, непутевого. Всегда. Дай вам бог таких родителей.

Подвожу итоги. Что дали мне три года работы с бандитами? Я научился драться. Я познал криминальный мир и усвоил, на чем стоит мир обычный, как бы не криминальный, но пропитанный дрянью всякого сорта как торт «Наполеон» – маслом и сгущенкой. Я разошелся с Любкой, потерял любовь. Тогда это казалось невыносимым, почти концом жизни, но в действительности передвинуло меня на очередную ступень, освободило в душе место для новой, настоящей любви.

Я отпахал на Некрасова два с половиной года, а потом ушел и снова стал работать хирургом в своей больнице. Вряд ли бы я «откололся» незатейливо, без разборок, без наездов и увечий, но помог случай. К Некрасову пришли сразу два врача – молодых, амбициозных, и без особых моральных предрассудков. Откровенно говоря, они были подонками – таких я не пустил бы и на порог больницы. Они были готовы делать все что угодно, никаких тормозов у них не наблюдалось. По воровским понятиям они возвышались надо мной, как облака над навозом. Некрасов, накопивший к тому времени ко мне кучу претензий, начал подумывать, как бы выдавить меня из «хозяев» спортзала, не прибегая к смертоубийству. Я облегчил его задачу – ушел сам, отказался от прав на владение клубом, заверил, что ни словом не обмолвлюсь о том, что знаю и что видел, сказал, что эта работа не для меня, что возвращаюсь на то место, что предназначено мне богом. Некрасов, как и многие уголовники – верующий человек. К сожалению, формальная вера в бога не мешает им воровать, грабить и убивать, для них главное – носить на груди огромный крест, дружить с каким-нибудь священником и временами с помпой посещать церковь, чтобы пожертвовать денег. Некрасов почесал в затылке, решил вдруг, что меня надо отпустить с миром, и отпустил.

Тогда я думал, что все плохое кончилось. Я ошибался, впереди меня ждало много увлекательных приключений.

Черт бы их побрал. Приключения хороши тогда, когда случаются не с тобой.