Кровь танкистов - Олег Таругин Страница 7

– Серега, давай «два»! И сразу же следующий пихай, – заряжающий послушно воткнул в казенник унитар с осколочно-фугасной гранатой, и склонился над укладкой, вытягивая новый выстрел. Ну-с, получите подарочек, твари. Как говорится, от нашего ствола – вашему столу…

Пушка бахнула, лишая танк последней маскировки, чудом уцелевшей после первых залпов. И мгновением спустя справа от подбитого немецкого панцера развернулся роскошный огненно-дымный куст. Вспух, расшвыривая вокруг комья земли, ветки и клочья разорванных тел, и опал, растекаясь по земле пыльным шлейфом. Неплохое попадание. Ну, и еще разок, для закрепления результата, так сказать – пока заряжающий возился с орудием, Захаров довернул башню, уложив вторую гранату по другую сторону дороги. БА-БАХ! Взметнувшийся султан взрыва достиг высшей точки и словно подломился, обрушиваясь вниз мутным пыльно-дымным потоком. Или водопадом. Хотя какой уж, на хрен, водопад: откуда вода в иссушенной тротиловым жаром и измельченной ударной волной почве? Но – похоже. Вот так. А нехрен ползать по нашим кустам! Не по вашу душу их тут мать-природа высаживала!

Как уже не раз бывало, Дмитрий внезапно ощутил прилив какой-то не объяснимой словами радости, того самого хрестоматийного боевого азарта. И это пьянящее и пугающее одновременно чувство захлестывало адреналиновым штормом все его естество до самого донышка. Помрет сейчас, полыхнув вместе с танком? Да наплевать! Сколько раз он в своей жизни уже подыхал, и там, в Афгане в конце восьмидесятых, и здесь, в сорок третьем? А если учитывать еще и прошлое его виртуала, Васьки Краснова, то и в сорок первом, и в сорок втором. Так что не в первый раз умирать! Пока ему везет, а дальше? А существует ли оно, это самое «дальше»? Вовсе не факт, между прочим. Есть только «здесь» и «сейчас», остальное неважно. «Здесь» – это в огненном сорок третьем, «сейчас» – в воняющем кордитом и соляркой боевом отделении «тридцатьчетверки». Причем оба этих определения можно и поменять местами, поскольку, как в том полузабытом школьном правиле о перемене мест слагаемых, результат все равно не изменится. И так же будет кисло и удушливо вонять сгоревшим порохом; а за сорока пятью миллиметрами наклонной гомогенной брони так же будет разгораться весеннее утро одного из дней третьего года самой страшной в человеческой истории войны. Или… нет? И те, кому предсказано судьбой сгореть в танке или быть разорванными в клочья прямым попаданием в неглубоком, на большее просто не хватило времени, окопчике, выживут, и рванут вперед, на Берлин? И кажущееся неизменным правило ошибается? Все можно изменить? От перемены мест слагаемых сумма… изменится? И будущее тоже изменится? Да и плевать! Пусть себе меняется. Ибо он мужик – и ему решать, что менять, а что нет.

Ох, вот и снова на него накатило! Сильно накатило, аж скулы сводит и хочется с размаху долбануть лбом об резиновый налобник прицела – или вдруг выскочить из танка и бежать в сторону наступающих фрицев, чтобы зубами их, сук, рвать. Нет, зачем зубами, там, «за речкой», его учили множеству других способов лишать жизни себе подобных. Поскольку человек слаб и в схватке побеждает более обученный. А учили их хорошо. В ненавидимом нынешними либерастами «Совке» всегда и всех хорошо учили. И менять местами слагаемые, и убивать врага голыми руками… А вообще – в Афгане, пожалуй, все-таки было куда проще! И подобных мыслей у него там не возникало, даже когда тот дух, что первым до линии окопов добрался, с нескольких метров в упор целился…

Кстати, ну а где ж вторая «тридцатьчетверочка»? Чего молчат, мать их… впрочем, вот уже и не молчат: в граненую башню подбитого танка звонко влепилась еще одна осколочная граната, оставив на броне выщерблину и осыпав осколками уцелевших после первого взрыва пехотинцев. Ну и хорошо, им меньше работы. Вот только интересно, они со своей позиции видят тот танк, что рискнул-таки впереться на придорожный склон и сейчас, нещадно подминая кусты и молодые деревца, пытается обогнуть подбитого товарища? А то ведь Дмитрий, хоть его и видит, стрелять не может: и угол не тот, все одно в рикошет уйдет, и дымящийся панцер закрывает, только верх башни и видно.

Ага, видит – вслед за приглушенным броней и танкошлемом звуком выстрела над вражеским танком взметнулся невысокий клуб дыма. Ого, прямо с первого раза накрыли?! Неслабо… хотя, скорее всего, просто повезло. Он, тварь, им борт на пару секунд подставил, вот ребята и не лоханулись, влепили фрицу подарочек с пробитием. Итого – минус два. Но самое главное – напрочь перекрытая дорога, поскольку второй склон излишне крут для бронетехники. Единственный выход для противника теперь – если он, конечно, по-прежнему собирается штурмовать лагерь, – переть, ломая деревья, в обход второго подбитого танка. Или расчищать дорогу, оттаскивая подбитую «четверку» в тыл, что просто верх идиотизма: только время зря потеряют. Да и кто ж им позволит? Пусть только сунутся, сразу осколочный подарочек и получат. Так, а что б он сам сделал на их месте? Наверное, попытался вручную выкатить на прямую наводку одно из ПТО – наверняка ж имеют в запасе хоть пару пушек? – и расхерачить преградивший дорогу заслон. Например, во-он туда, где более-менее ровное место надежно скрыто густыми зарослями. Оттуда до них метров семьсот-восемьсот по прямой, если шарахнут из Pak-40, шансов у них практически не останется. Если память не изменяет, гарантированную защиту от «сороковой» имел только «ИС-2», до появления которого на фронте еще целый год. Пушка, конечно, не легенькая, почти полторы тонны в боевом положении, но если сильно захотят, так выкатят, пупок не развяжется. Значит, нужно держать кусты под присмотром и, ежели припечет, успеть влепить туда осколочно-фугасный…

По броне звонко затарахтели пули: нащупавший танк немецкий пулеметчик лупил на расплав ствола и не жалея патронов, видимо, надеясь разбить смотровые приборы. В ответ заполошно ударили пулеметы Алехина (аж оба «дегтярева»), часто забухали винтовки. Ах, даже так?

– Серега, «два» в ствол. И следом еще один.

Не дожидаясь заряжающего, Захаров приник к прицелу, наводя пушку на судорожно пульсирующий на срезе ствола немецкого пулемета огонек. Ну, как говорится, кто не спрятался – тому и звиздец. Орудие рявкнуло, и мгновением спустя выплевывающий пули огненный цветок скрылся в короткой вспышке разрыва. Попал. Обостренное боем сознание успело заметить отброшенное близким попаданием темное нечто, секундой назад бывшее немецким пулеметчиком. Сбоку сыто чавкнул затвор, запирая в казеннике новый выстрел. Влепить еще разок? Нет, пожалуй, не фиг унитары разбазаривать.

А вот если взять чуток выше… определенно ведомый неким шестым чувством Дмитрий, приподняв ствол, выстрелил еще раз. Позади подбитого панцера коротко сверкнуло и неожиданно мощно взорвалось, выбрасывая вверх и в стороны целые простыни живого всеочищающего пламени. Ого, это куда ж он попал? В грузовик с боеприпасами, что ли? Или в какой-нибудь заправщик? Да и какая разница, главное, снаряд зря не пропал.

Встретившись с вопросительным взглядом заряжающего, Захаров, секунду подумав, снова скомандовал «два». Если он правильно оценивает обстановку, танки им пока не грозят. Скорее уж, авиация, если фрицы вызовут поддержку с воздуха. Но время пока есть.

– От с-суки, – раздался в наушниках голос мехвода. – Гляди, командир, в атаку поперли! Как-то не похоже на фрицев. Совсем страх, что ль, потеряли? – Иван закряхтел, перебираясь на место стрелка-радиста. – Ну, щас я вас, твари, шугану, подмогну ребятам…