Вихрь - Роберт Чарльз Уилсон Страница 7

— Сеть — это не просто пассивное соединение. От нее частично зависят мой организм и сознание.

— То есть как зависят? Ты вроде в порядке.

— Это благодаря препаратам, которые я себе ввожу. Но их хватит ненадолго. Мне необходимо вернуться в Вокс-Кор, поверь, без этого мне не обойтись.

Раз она настаивала, у меня не было оснований ей возражать. Я видел, как она что-то себе вводила дважды этим утром, и заметил, что эффективность инъекций уже не так велика, как накануне. Мы собрали все, что могли унести, и отправились в путь.

Мы двигались в хорошем темпе, не бегом, но и не волоча ноги. Если война и продолжалась, заметных признаков этого не было. Трэя объяснила, что неприятель не располагает на Экватории постоянными базами, и нападение, едва не погубившее нас, стало последней отчаянной попыткой помешать нам пересечь Арку. Прежде чем лишиться своих оборонительных возможностей, Вокс нанес по противнику ответный удар; теперешнее пустое небо могло быть признаком того, что контратака удалась. Никаких серьезных преград на нашем пути не встречалось, а ориентиром по-прежнему служил столб дыма на горизонте. К полудню мы оказались на вершине холма, откуда открывался вид на весь остров: океан с трех сторон и суша с наветренной стороны — вероятно, следующий остров гряды.

Меня больше заинтересовали четыре башни, возвышавшиеся над лесом, — рукотворные черные сооружения без окон, каждое высотой в двадцать-тридцать этажей. Башни отстояли одна от другой на много миль, и для того, чтобы добраться до любой из них, нам пришлось бы сделать изрядный крюк, но я предположил, что там могут быть люди, способные нам помочь.

— Нет! — Трэя решительно помотала головой. — Нет, внутри башен никого нет. Это машины, а не человеческие жилища. Они собирают внешний свет и переправляют его вниз.

— Вниз?

— Внутри острова пустота, там находятся фермы.

— У вас подземные фермы? Зачем? Здесь, наверху, полно плодородных земель, не говоря о солнечном свете.

Нет, возразила она, ведь Вокс предназначен для путешествий в неблагоприятной или меняющейся среде по всему Кольцу Миров. Все миры в Кольце обитаемы, но условия на планетах разные. Источники продовольствия на архипелаге пришлось защитить от изменений в продолжительности дня, от смены сезонов и больших температурных скачков, от ультрафиолета и радиации. Длительное время поддерживать сельскохозяйственное производство на открытом воздухе было бы невозможно — все равно, что выращивать урожай на борту воздушного судна. Цветущий вид здешних лесов объясняется тем, что на протяжении большей части последнего столетия Вокс находился в благоприятных климатических условиях. («Если мы отправимся на Землю, это может измениться», — заметила Трэя.) Первоначально эти острова представляли собой голые глыбы искусственного гранита; почвенный слой наращивался веками, со временем на нем стали произрастать культурные растения, прижились и пошли в рост занесенные естественным путем семена с островов и континентов двух соседних миров.

— А мы можем спуститься вниз, на обрабатываемые земли?

— Не исключено. Только это было бы неразумно.

— Почему? Ваши крестьяне — опасный народ?

— При неработающей Сети — возможно. Это трудно объяснить, но Сеть действует и как механизм общественного контроля. Пока ее не восстановят, нам лучше избегать неискушенных толп.

— Крестьянство, спущенное с поводка, проявляет склонность к буйству?

— Я удостоился ее презрительного взгляда.

— Пожалуйста, не торопись с умозаключениями о вещах, которых не понимаешь.

Она поправила свою ношу на плечах и ушла на несколько шагов вперед, оборвав разговор. Я спустился следом за ней с холма и снова оказался под тенистым пологом леса. Чтобы определить, сколько мы прошли, я искал взглядом черные башни, выходя на открытое место. По моим прикидкам, через день-другой мы могли добраться до побережья.

Днем погода испортилась: собрались тяжелые тучи, налетел порывистый ветер, то и дело припускал дождь. Мы упорно шли вперед, пока не начало темнеть. Наконец нашли дерево с густой кроной и устроились на ночлег, натянув между ветками над головой тент из непромокаемой ткани. Мне удалось развести небольшой костер.

С наступлением ночи мы устроились под своей утлой крышей. Пахло дымком и мокрой землей, я разогревал ужин, Трэя мурлыкала себе под нос песенку — ту же, что в полете, перед тем, как нас подбили. Я опять задал ей вопрос, откуда она знает популярную мелодию десятитысячелетней давности.

— Она входила в программу моей подготовки. Извини, я не знала, что она будет тебя раздражать.

— Эта песенка меня совсем не раздражает. Я услышал ее впервые в Венесуэле, ожидая танкера, на котором должен был работать. Там в маленьком баре звучали американские мелодии. А ты где могла ее слышать?

Ее взгляд был направлен поверх костра в густую тьму леса.

— Она звучала с файл-сервера в моей спальне. Родителей не было дома, я сделала звук громче и пустилась танцевать.

Мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать ее ответ.

— А где вы жили?

— В Шамплейне.

— Шамплейн?..

— Штат Нью-Йорк, недалеко от канадской границы.

— Это что же, на Земле?!

Она странно на меня посмотрела, ее глаза расширились, она прикрыла ладонью рот.

— Трэя, ты в порядке?

Конечно же, нет. Она схватила свой рюкзак, порывшись в нем, достала лекарственный дозатор и прижала его к руке.

Отдышавшись, она проговорила:

— Мне очень жаль. Я совершила ошибку. Пожалуйста, не спрашивай меня больше о таких вещах.

— Может, все же лучше, если ты объяснишь мне, что к чему?

— Только не сейчас.

Она улеглась поближе к костру, поджала колени и закрыла глаза.

* * *

К утру дождь прекратился и сменился туманом. Ветер стих, но за ночь успел сбросить с веток достаточно спелых плодов, чтобы мы смогли позавтракать.

Облачность мешала разглядеть столб дыма, поднимавшийся над Вокс-Кором, но две из четырех черных башен находились так близко от нас, что могли служить ориентиром. Постепенно туман рассеялся, а к полудню растянуло и тучи, и мы услышали шум моря.

При свете дня Трэя разговорилась — наверное, повлияли медикаменты, которые она себе ввела, опять две ампулы. Видимо, они заменяли ей потерянную «Сеть» — тогда я не знал еще, чем она была для Трэи. Тем не менее ее самочувствие ухудшалось, это тоже было очевидно. Как только мы свернули лагерь, она принялась болтать, причем это был не столько разговор, сколько нервный и рассеянный монолог — в былые времена, в совсем других краях, я бы назвал его «кокаиновым». Я слушал ее, не перебивая, хотя половина из того, что она говорила, была для меня бессмыслицей. В те редкие моменты, когда она умолкала, шум ветра в кронах деревьев казался особенно громким.