Магия ответа - Александр Изотов Страница 7

— Не-е-е, его снежок покусал, точно говорю, я раны от них легко узнаю…

— Да чего ты брешешь, безлунь?

— Вылунь, да я в армии десять лет, от луны до луны, почти чин Подлунного получил…

Раздался хохот.

— А чего ж ты корм-то свиньям таскаешь, а, Подлунный?!

Началась потасовка, и носатый, недовольно поморщившись, махнул своим успокоить народ. Парочка стражников отделилась от конвоя.

Я не видел, что позади произошло, но услышал хлопок и людские крики. Ветер донёс запах гари.

Потасовка, надо понимать, быстро прекратилась.

— Недолунки, я же говорил, нельзя убивать Безлунных, — вздохнул Вепрев, когда стражники снова догнали нас.

— Только одёжку попортили, господин. Припугнули.

— Вот и правильно, — носатый приподнял ладонь перед лицом, раскрыл, и в ней появился светлячок огня.

Я не скрывал удивления, рассматривая идеальный шарик из пламени. Это было похоже на то, как огонь ведёт себя в невесомости — просто трепещущий шарик.

Уже знакомый мне поток псионики хлынул от носатого. Пусть грязная, но более направленная — чувствовалось, что маг Первого Дня намного лучше контролирует свои силы.

Но вот Вепрев дунул, и огонёк, трепыхнувшись, исчез. Послышался восхищённый вздох из толпы, ведь многие заметили огненное чудо.

— Безлунь должна бояться, — улыбнулся он и подмигнул мне.

***

Несмотря на то, что крепость с виду была древней, внутри её стен всё было более-менее современно. Ну, по меркам этого мира.

Поднявшись по крыльцу в огромный замок, мы прошли под его высокие своды. Здесь, между рифлёными колоннами, так же висели гобелены, изображающие разных магов. И в основном художники изображали всех героев с пылающими руками — Вепревы были знамениты своими магами огня.

Золочёная голова кабана, казалось, тут была на каждом дверной ручке. Не удивлюсь, если на ложках и вилках у них тоже клейма стоят.

Дальше по холлу дорога поднималась на красивую лестницу, которая, раздваиваясь, вела на верхние этажи. Но на ступени взошёл только Вепрев, а мои носильщики остановились у подножия.

Носатый сделал пару шагов, потом повернулся, будто вспомнив обо мне. Расставил руки, словно обнимая роскошное убранство в холле.

— Ну, вот ты и дома, Василий, — он шумно втянул воздух, — Чувствуешь, сила так и течёт под чакрам?

— Смешно, — скривился я, — Обхохочешься.

Мне кажется, мы оба знали, что у меня магия заблокирована. А Вепрев лишь поморщился, покачав пальцем.

— Это пока отец не прибыл, ты такой шутник. Я-то ещё добрый, Василий. — он резко кивнул в сторону, — В лазарет его, пусть приведут в порядок перед приездом главы.

Слово «лазарет» почему-то вызвало у моего Василия бурю отрицательных эмоций.

Я почти уселся в носилках, но стражники нарочито сильно рванули с места, и меня откинуло обратно.

— Полегче, Георгий, — засмеялся Вепрев, а потом вдруг посерьёзнел и подозвал стражника.

Меня уже оттащили достаточно далеко, и я не слышал, что там ему прошептали. Но этот Георгий, двухметровая белобрысая шкафина, только послушно кивал, бросая взгляды в сторону нашей процессии.

***

Эх, где моя красотка Соболева?

В лазарете у Вепревых заведовал противный, согнутый от возраста, старикан. Если дать волю фантазии, я бы сравнил его с одним из наших умников — был у нас в корпусе псиоников похожий медик-исследователь, Паша Ковалёв. Правда, намного моложе этого старого целителя, но в своих исследованиях он зашёл куда-то не туда, и сжёг себе имплант. Другими словами, получился самый настоящий жжёный псарь.

Он был единственным из наших менталистов, который выжил после такого. Но последствия были катастрофическими — тело его стало больше похоже на иссохшее дерево, и обладало очень малой подвижностью. Он так и шаркал не спеша по медблоку, скрипя бионическими суставами, которые ему пришлось заменить после трагедии.

Ну и, конечно, как водится в неравнодушном военном обществе, мы наперебой придумывали ему клички. Ведь псионические способности, да и мозги тоже, умник сохранил, оставаясь верным «псом» Свободной Федерации.

Звали мы его и «жжёной корягой», и «сутулой собакой», и «корявым псом»… Кто на что горазд.

Вот и этот старик очень уж напоминал мне нашего «корявого пса». Только постарше.

А Василий его ненавидел. Люто, с настоящей природной яростью. Я даже удивился, чувствуя, как начинают от злости трястись поджилки.

Пришлось побороться с седым хозяином тела, прежде чем я смог хотя бы улыбнуться.

— Улыбаешься, подлунок, — хмуро спросил целитель, когда меня сгрузили на кушетку, — Я слышал, ты драться к магистру полез?

Георгий, который сопровождал меня, сразу же отозвал старика в сторонку и что-то ему прошептал. Скорее всего, передал указание от Вепрева.

Потом меня долго обследовали крючковатыми пальцами, ворча при этом, что талант, достойный самого государя, кому-то приходится тратить на исцеление какого-то никчёмного «пустого».

Ответов от меня не требовалось, и я молчал. Мне и так было трудно сдерживать Василия.

А «корявый пёс», проводя те же манипуляции, что и Соболева в Маловратской академии, потихоньку занимался моей внешностью.

Он выудил из шкафчика коробочки с таблетками, и на некоторых я увидел надписи «нэриум». Ага, что-то вроде того «эфириума», который у меня забрали вепревские бойцы.

Потом водрузил рядом на кушетку железный ящик с инструментами. Чего он там резать-то собрался?

— А сейчас потерпи, безлунь, — наконец счастливо улыбнулся целитель, — Будет больно.

***

Моё исцеление заняло около часа. Всё это время старик втирал мне в кожу лица толчёный порошок, да подпитывал его действие магией. Даже на бедро он потратил меньше времени.

— Свободен, — угрюмо буркнул целитель, отрывая от меня свои руки.

Когда я соскочил с кушетки и чуть не упал, завалившись на больную ногу, то сразу понял, что у меня серьёзные проблемы. Боль от перелома была теперь тупая, но всё равно довольно сильная.

— Твою псину, — вырвалось у меня, когда пришлось схватиться снова за кушетку, чтобы не свалиться.

— Что за псина? Борзовских-то не осталось, недолунок, — зло выкрикнул старик, — Ты бы в этих краях так поменьше ругался.

— Ты чего учудил, костолом? — процедил я сквозь зубы, пытаясь выпрямиться.

— Ты особо-то не прыгай на ноге, подлунок, — с ядовитым участием усмехнулся корявый, — Мало ли, опять сломаешь.

В лазарете остались только Георгий и его напарник — здоровые маги стояли у выхода, сложив руки на груди, и со хмуро наблюдали за мной. А корявый аж светился от счастья, наблюдая за гримасами боли на моём лице.