Dominium Mundi. Властитель мира - Франсуа Баранже Страница 7

– Я бы вам посоветовал быстрее забрать свои пожитки, парни. Здешний каптенармус не выглядит хомячком.

– Понятно, уже идем, – ответил Энгельберт.

Он уже собирался встать в очередь из солдат, дожидавшихся выдачи багажа, но Льето дернул его за руку.

– Глянь-ка туда, – сказал он, ткнув пальцем в пандус напротив, где только что причалил другой челнок.

На лицах у спускающихся по причалу людей было написано такое же изумление, когда они открывали для себя местные виды. У всех, кроме одного.

– Скажи-ка мне, вон тот христианин никого тебе не напоминает?

Прищурившись, Энгельберт посмотрел в направлении, куда указывал брат, на противоположную палубу. У мужчины, спускавшегося из МТА, выражение лица резко отличалось от всех прочих. Его спокойные черты не отражали того потрясения, которое читалось на лицах окружающих. Мощного телосложения, он казался почти таким же крупным, как Льето, но явно был куда менее взволнован. Свои темные волосы он носил собранными в простой хвост на затылке, глаза тоже были темными; линия носа как бы продолжала линию лба, без обычной впадинки. Эта особенность придавала ему сходство с классической скульптурой.

В отличие от остальных, он не кинулся за своими вещами, а невозмутимо встал в очередь, отрешенно глядя куда-то вдаль.

– Разве это не знаменитый Танкред Какой-то-Там? – спросил Льето.

Энгельберт покопался в памяти, и перед ним всплыла картинка, мимолетно увиденная то ли на экране, то ли в газете. Но Олинд вспомнил имя раньше его:

– Тарентский. Это Танкред Тарентский.

– Точно! – неожиданно обрадовавшись, вскричал Льето. – Это он! Значит, мы будем служить в том же подразделении, что Танкред Тарентский. Святый боже, ну и пруха!

– А кто такой этот Тарентский? – спросил Дудон, заинтригованный бурным энтузиазмом Льето.

Тот прыснул, наградив молодого рекрута мощным хлопком по плечу:

– Он не знает Танкреда Тарентского! Мой бедный друг! Это же легенда сражений. Лейтенант, получивший больше всего наград во всей христианской армии. Свирепый воин, о котором рассказывают во всех военных школах… кроме твоей, очевидно.

– Не обращай внимания, – бросил Энгельберт. – Как обычно, он делает из мухи слона. Я тоже никогда не слышал об этом человеке. И уверен, что его знают только те, у кого голова забита мечтами еще выше продвинуться в классификации элитных воинов.

– По мне, так для типа, помешанного на войне, вид у него уж больно спокойный, – поддакнул Дудон, скорчив гримасу.

– Думаю, он один из редких метавоинов в нашем флоте, – заметил Олинд.

– Метавоин? – снова не понял Дудон. – Это такая общевойсковая классификация? Да?

– Откуда же ты выполз, друг? – поразился Льето, у которого в голове не укладывалось, что кто-то может не знать подобных вещей.

Энгельберт нахмурился, заметив, что брат свысока относится к этому совсем молодому парню, только недавно вступившему в армию.

– Льето, не будь высокомерным, – осадил его он.

– Ты прав, – немного смутившись, признал тот, – извини меня, Дудон. Сейчас объясню: так называется иерархия элитных воинов. Когда ты достигаешь определенного военного статуса, ты становишься элитным воином первого класса. Дальше идут еще три класса, в каждый из которых все труднее и труднее пробиться. Тех, кто достигает четверки, называют метавоинами.

– А у тебя какой класс?

Напыжившись от гордости, Льето попытался напустить на себя безразличный вид – безуспешно – и ответил:

– А я, мой друг, недавно прошел в третий класс, то есть стал супервоином.

– Значит, у меня класс Ноль, если я все правильно понял, – насупившись, вздохнул Дудон.

– Нет, несчастный! – снова вмешался Олинд, смеясь. – Нулевой класс – это оскорбление! Так называют всякую деревенщину, тех, кому не очень хочется воевать, и приходится давать им легкий поджопник, чтобы настроить на нужный лад. Их как бы делают невольными добровольцами. В конце концов, на фронте требуются не только солдаты, нужны еще и штатские, чтобы заниматься всякой грязной работенкой! Вот они и есть бесшипники, то есть класс Ноль.

На мгновение Энгельберту захотелось заметить, что если бы тот имел несчастье родиться в семье крестьян или рабочих, а однажды утром за ним явились бы к нему же в дом, чтобы manu militari ^[8] отправить прямиком на фронт, где он рисковал бы жизнью, да еще без всякого вознаграждения, возможно, у него поубавилось бы уверенности в справедливости происходящего. После того как в Нахоре Энгельберт увидел этих насильно мобилизованных, у него на душе кошки скребли, но бороться против такого рода воззрений, находясь в армии, – все равно что сражаться с ветром, размахивая шпагой.

– Как бы то ни было, – продолжил Дудон, – с Танкредом Тарентским в нашей части мы устроим еще тот спектакль на театре боевых действий. Это уж точно.

– Кстати, – сказал Дудон, – если он действительно такая знаменитость, как ты говоришь, вполне вероятно, его назначат полевым офицером нашего подразделения. А значит, он будет нашим командиром.

– Ну да, хотя для меня он всегда будет блатным родственничком, – вмешался Олинд. – Его дядя, Боэмунд Тарентский, член военсовета крестового похода. С такими тылами не так уж трудно стать командиром части.

Это замечание вогнало Льето в задумчивость.

– Правда? Так его двигают по знакомству… – протянул он, потирая синеватый от суточной щетины подбородок и по-прежнему не отрывая глаз от знаменитого лейтенанта, ожидающего своей очереди на противоположном пандусе.

В этот момент офицер-регулировщик, пребывающий в скверном расположении духа, прервал их беседу, приказав забрать свои пожитки и немедля отправляться на место расквартирования.

* * *

Ч – 25:24

– Приступаю к нашей идентификации, чтобы получить разрешение на посадку, ваша светлость, – не оборачиваясь, доложил пилот.

В нескольких метрах позади него Годфруа Бульонский, один на борту МТА, предназначенного для баронов, просто кивнул, слишком поглощенный тем, что видел в иллюминатор, чтобы ответить. «Святой Михаил» изумлял его, как и всех прочих. А ведь он видел его не впервые: два года назад ему представился случай побывать там трижды. Но всякий раз он испытывал все тот же восторг.

Когда 18 марта 2202 года Урбан IX бросил призыв к крестовому походу, Годфруа откликнулся в числе первых. Учитывая его репутацию превосходного и неподкупного военачальника, папа естественным образом назначил его одним из руководителей.

– Приоритетный челнок – Джи – тридцать восемь, – монотонно наговаривал пилот. – Идентификационный код – пятьсот сорок четыре триста сорок четыре-эль, код безопасности – эпсилон-каппа-тау-сигма-альфа. Передаю криптокоды для посадки в спецпорт.