Распыление 3. Тайна двух континентов - Дмитрий Зимин Страница 7

Иван

Согнувшись в три погибели, путаясь в паутине, то и дело наступая на противно лопающихся скарабеев, я удивлялся превратностям судьбы. Отчего именно мне, человеку, которому ненавистна даже мысль о сумрачных и душных катакомбах, где тебя хватают за руку твердыми костяными пальцами, где очень пыльно и даже само время пахнет как старые заплесневелые коврики, выпадает такая судьба?

В то время, когда другие гуляют по светлым проспектам, приглашают девушек в кафе-мороженное, а по ночам смотрят цветные, озвученные на киностудии "Союзмультфильм" сны, я должен протискиваться, обдирая макушку, сквозь узкие лазы.

Не слыша при этом и слова благодарности и не получая - я хочу отметить это отдельно - ни капли спиртного для поддержки душевных сил.

Я что хочу сказать: имейся у меня бутылка обыкновенного коньяку, все эти подземелья не нагоняли бы такого ужаса.

Вот взять Машку: совершенно бесстрашное существо, хотя и метр с кепкой. Сам черт ей не брат, чего уж говорить о каких-то скелетах.

Лумумба тоже хорош. Пустил из глаз два желтых луча и чешет, как Змей-Горыныч, которого ждет прикованная к столбу девственница... Только плащ по стенам шуршит.

А я застревал. Мелкие какие-то в Египте тайные ходы строят. То ли у нас, в Москве! Был я как-то в туннелях под Кремлем, так там даже узкоколейка проложена и электричество от атомных батарей.

Наконец повеяло свежим, живым воздухом. Впереди обозначился тёплый золотой круг - вскоре я увидел, что это керосиновая лампа. Она была подвешена к мачте и освещала небольшой плот.

На плоту кто-то сидел.

После темноты, слабенький керосиновый свет фонаря просто ослеплял, и сидельца разглядеть было трудно. Некрупный, ростом чуть выше колена. Собака? Да нет, не похож. Обезьяна? Горбоносый упоминал, что подготовил проводника... Я представил: Машка, с её темпераментом пороховой петарды, в дуэте с обезьяной, от которой тоже всего можно ожидать. О-бал-деть.

Сиделец спал. От богатырского храпа сотрясался плот, подрагивало стекло на фонаре, а по тёмной, будто целая бочка чернил воде шла мелкая рябь.

- А-кхм-м-м! - дал о себе знать наставник.

Сиделец поднялся. Сурово лязгнуло железо. Будто десять тысяч поваров отрубили головы десяти тысячам селедок.

- Ммм, м-м, ммм!

Мы молча хлопали глазами. После целого дня на солнце и утомительного ползания по каменному кишечнику мысли ворочались со скрипом, будто ржавые колёса бронепоезда.

- Тьфу ты господи! Снять забыла... - сдернув с клюва какую-то нелепую приспособу, ворона неловко поклонилась. - Здравы будьте, бояре! Товарищ Седой челом бьет да поклон шлет. Не побрезгуйте, добры молодцы, примите подарок, редкости необычайной, ценности великой. Оберегайте его пуще глаза, кормите и поите вволю...

- Гамаюн! - первой пришла в себя Машка. - Мы не ждали вас, а вы припёрлися... А с намордником это ты хорошо придумала. Ошейника не хватает: посадим тебя на веревочку и будем по ярмаркам водить, за грифона выдавать. Кучу денег заработаем.

- Это не намордник, а накладной клюв, - с достоинством пояснила ворона. - Сливаюсь с местной фауной: изображаю священную птицу Ибис.

- Да из тебя Ибис, как из кошки - бульдозер, - фыркнула Машка и перескочила на плот. Сооружение вздрогнуло, ворона покачнулась и растопырила крылья, сохраняя равновесие.

- Это кто еще бульдозер, - проворчала она.

- И всё-таки, сударыня, чем обязаны? - похоже, бвану заклинило на высоком штиле.

- Птица Гамаюн отличается умом и сообразительностью, - важно выпятила грудку ворона. А потом добавила совсем другим тоном: - Напортачили вы тут. Вот в Москве и обеспокоились... Отправили меня, многомудрую, наставить вас на путь истинный, подсказать, посоветовать...

- Брешешь, - перебила Машка. - Поди, надоела всем хуже редьки, вот и сплавили тебя, куда подальше.

- А вот и нет, а вот и нет! - ворона подпрыгивала и топорщила перышки, чтобы казаться выше. - Мне товарищ Седой велели: - лети, говорит, Гамаюн, птица вещая, да передай другу моему...

- Потом договоришь, - прервал ворону наставник. - Старший помощник, сигайте на плот и сушите якорь.

Я осторожно ступил на шаткий помост. Конец плота тут же ушел под воду, и я поспешил переползти на середину, поближе к мачте. Лумумба порхнул легко и свободно, аки бабочка. Плот под ним даже не дрогнул.

Как только мы устроились, плавсредство самопроизвольно отошло от берега и стало выгребать на стремнину.

Роман-заде советовал добраться до Средиземного моря. Я представил хрустальный глобус из кабинета Седого. Нил как раз в него впадает - в море, конечно, не в глобус... Так что плывем мы в правильном направлении. Но зачем такая спешка? Подумаешь, пирамиду грохнули - с кем не бывает?

А потом я вспомнил, как ревниво относились маги к собственности у нас, в Москве. Не то, что пирамиду - на ботинок никому не плюнь...

- Рассказывай, - приказал учитель вороне, усевшись на какой-то тюк. - Как ты докатилась до жизни такой...

Вообще-то плот был устроен неплохо. На одном его конце располагался шатер из шелковой ткани в веселенькую сине-зелено-желтую полоску, вдоль правого борта стояли корзины и тюки, накрытые белоснежными салфетками. Я сглотнул. Может, в них съестное? Почитай, дня два маковой росинки во рту не было...