Земли семи имён - Дарина Стрельченко Страница 7

– Верни меня! – закричала она, пытаясь соскочить с подставки, но только подпрыгнула и сияющим голубоватым сгустком, похожим на кривой отросток или осколок, приземлилась обратно.

– Попрыгунья, – почти добродушно цыкнул Дядюшка Ши. – Не скачи, ещё разобьёшься. Это иллюзия, милочка, иллюзия. Но очень качественная! Я продам тебя каким-нибудь почтенным господам, которые занимаются добычей каменной пыли. Они заберут кристалл с собой, а когда иллюзия рассеется и они поймут, что ты такое, меня уже и след простынет!

– Все узнают, что ты обманщик! – хмуро ответила Хедвика-кристалл, сама не зная, каким образом умудрилась заговорить.

– Никто не узнает, – расплылся в улыбке Ши. – Я тебя оболью беспамятством. Ну-ка, где там оно у меня?..

– Я тоже забудусь? – в ужасе прошептала Хедвика, изо всех сил пытаясь совладать со своим временным кристальным телом. Скатиться, упасть, убежать прочь, прочь от липких ручонок Дядюшки Ши!

– Да что тебе станется, – махнул рукой он, возвращаясь к столу с узким флаконом. Открыл притёртую пробку, принюхался: – Э, нет, это Глоток Надежды. Такое зелье на всякую рвань изводить – преступление! Зельевар не простит.

Он снова отвернулся и принялся звенеть банками и пузырьками в потёртом кожаном саквояже. Хедвика наблюдала за ним в искажённом зеркале фольги. Вот он нагнулся, вот полез в боковой карман, зашуршал бумагой… Стеклянно звякнул гранёный стакан.

– Запропастился куда-то. Придётся свежей порцией тебя окатить, – озабоченно сказал он, осторожно поднося стакан к столу. – Ну, держи! – и щедро плеснул густой голубой жидкости, которая мгновенно впиталась в грани кристалла.

– Ай, как сияет! – довольно потёр ладони Ши и со звоном поставил стакан на стол. – Теперь покупатель и не вспомнит, что приобрёл этот кристальчик у меня. А Дядюшка Ши поедет на другую ярмарку и продаст там что-нибудь другое – фальшивое сердце или змеиные зубы – каким-нибудь простачкам… В деревнях и беспамятства не нужно, народ так доверчив! Ох! Ох!

На площади ударили часы и грохнул фейерверк.

– Началось! Началось! Ну, айда!

Он обхватил Хедвику обеими руками и, прижимая к животу, тяжело понёс к выходу. Из-за сине-серебряной занавеси дохнуло ночной свежестью, мандаринами и дымом; в небесах плескал фейерверк. Искры и огни сыпались на камни площади, дразня запертую магию…

Хедвика с облегчением убедилась, что «беспамятство» не подействовало на неё саму: она не позабыла ни кто она, ни что с ней произошло. Может быть, когда иллюзия рассеется, ей удастся потихоньку сбежать от будущего покупателя и продолжить поиски каменной лавки.

Она глядела прямо в толпу – глаз у кристалла не было, чем она видела, Хедвика понять не могла. Взору открывалось только то, что было прямо перед нею. Ей казалось, будто она застыла в стеклянном теле…

Вокруг вовсю шумела ярмарка, а перед покрытым плисовой скатертью столом собралась уже немалая толпа. Правда, пока стол с товарами был огорожен завесой невидимости – об этом Хедвика догадалась, видя, как Ши бесцеремонно бегает на коротеньких ножках по деревянному настилу, грохочет башмаками, спотыкается и передвигает свои товары. Один раз он едва не упал, схватился за скатерть и потянул на себя весь хлипкий столик, но публика за прозрачной волшебной завесью не обратила на это никакого внимания, хоть многие и разглядывали алый шатёр в упор.

– Да не видят они ничего, – пропыхтел Дядюшка Ши, поднимаясь на ноги. – Сейчас вынесу последний ящик и сдёрну эту невидимку проклятую. Столько силы сосёт, что на ногах еле стоишь, – пожаловался он Хедвике, снова ныряя в балаган позади деревянного настила. Пока он бегал за «последним ящиком», она оглядела публику.

Перед нею толпились разодетые дамы, статные господа, парни-подмастерья и совсем просто одетые девушки в платьях и плащах. Тут и там среди толпы вспыхивали факелы и начинали звенеть струны: по ночам площадь Искр была полна музыкантов.

На противоположной стороне площади ровным полукругом выстроились палатки других фокусников и торговцев. Всё это было нисколько не похоже на те скромные деревенские торжища, где Хедвике приходилось бывать по хозяйству, закупая дрожжи и пробковые дощечки. Там ветхие и новые палатки стояли вкривь и вкось – где понаряднее, где попроще. А некоторые торговцы и вовсе устраивались на земле, раскладывая свои товары на пёстрых платках и прямо на траве.

Здесь же палатки держали строй так, словно это лагерь стражи. Это было красиво: приглядевшись, Хедвика поняла, что торговые шатры образуют вовсе не полукруг, а хитрую спираль, в центре которой стоял самый большой и яркий балаган. Его стенки были увиты цветами – даже отсюда, издалека было видно, как полыхают над входом рубиновые розы, горят золотые лютики и мерцают неземным, ворожейным цветом вересковые незабудки. Должно быть, их собрали в окрестностях Грозогорья, где, несмотря на осень, ещё сражались за жизнь поздние, налитые летним мёдом травы и соцветия.

По площади бродили факиры, над толпой, вызывая восхищённые вздохи, кружили огненные светляки. Из дальней тёмной палатки то и дело с щебетом вылетали стайки крошечных пушистых птиц – от этого воздух над площадью полнился перьями и звоном.

Всё это: пестрота цветов и огней, музыки, голосов, искр, лент и звёзд – напоминало бусины, рассыпанные по кружевному шифону ночи. Заглядевшись, Хедвика на минуту позабыла, что с ней, и опомнилась, только когда Дядюшка Ши, пыхтя, вытащил наконец свои последние товары и принялся торопливо расставлять их на жёлтом плисе.

– Погляди, – обратился к ней он. – А, ты ж не видишь тут… Ну, вот так посмотри, – и подсунул ей белую скатерть, исчёрканную алыми стежками. – Оч-чень интересный экземпляр! Я её зову «недошито-недокрыто». Непростая скатёрочка. Говорят, узор на ней умеет сворачивать время. Шьёшь-вышиваешь, а он никак не заканчивается. Долго будешь шить – и вовсе тебя скатёрка затянет, а уж в какие дни – сама решит. А вот это! – Ши повертел перед ней изящным зеркальцем в чернёной серебряной оправе. От зеркала пахнуло тиной и застоялой водой, Ши сообщил что-то про русалок из Черноречья, но Хедвика прослушала: её больше интересовало собственное отражение. И вправду, она кристалл! Голубой, с бликами, танцующими на изломах, с радужными искрами в глубине, с целой короной самоцветных брызг. Ого!..

Что-то будет дальше?..

* * *

Дядюшка Ши наводил на витрине последний лоск, когда завеса-невидимка всколыхнулась и внутрь проскользнул… да это же лютник из таверны, тот самый, что назвался Сердце-Камень!

– Ушлая душонка, – испуганно оглянувшись на него, прошептал Ши. – Рано, рано пришёл! А если кто увидел?

– Никто не увидел, – усмехнулся лютник, сбрасывая капюшон. Теперь, в полумраке и бликах с площади, его лицо казалось гораздо старше. Черты заострились, глаза глядели хищно и задорно: словно волк, крадучись, вошёл в загон к козочкам. – Уж не от меня ли ты завесился невидимостью?

– Завесишься от тебя, – вздохнул Ши, пытаясь, однако, невзначай закрыть прилавок своими широкими телесами. Глядя на его ухищрения, лютник вновь осклабился и легко вспрыгнул на деревянный настил.