Зеркальный лабиринт - Софья Ролдугина Страница 7

На Таганскую-кольцевую я перешел в привычном потоке беспокойных людей. Не час пик, конечно, но для Москвы полдесятого вечера – это еще далеко не ночь.

Легко кололо в висках, как всегда бывало к концу рабочей смены. Осталось обойти несколько вагонов, потом быстро домой и под душ, смывать налипшую за день безнадежную душевную грязь.

В закружившемся вихре сухого теплого ветра прогрохотал состав. Открылись двери, я поспешил первым, протиснулся между двух девочек-красавиц, одетых в короткие юбчонки и легкие куртки.

«Следующая станция – Курская».

Двинулся в центр вагона, ухватился рукой за поручень, споткнулся о чью-то ногу, зацепил кого-то плечом, буркнул извинения, остановился лицом к окну, за которым мелькала дрожащая чернота с редкими вкраплениями желтых пятнышек. Люди вокруг сидели, читали, дремали, слушали музыку. Все, как обычно.

Люблю умиротворение вечернего метро. До поры, до времени.

Огляделся.

Нужная мне девушка стояла на расстоянии вытянутой руки, ближе к центральным дверям. Лет семнадцати, в короткой джинсовой юбке и в черных колготках. Еще куртка старая, болоньевая, совсем не по сезону. На ногах «шузы». Рыжие немытые волосы растрепаны. Зеленоглазая.

И что она успела натворить в свои-то годы? Какие страшные вещи?

Я с интересом наблюдал за ней, за ее взглядом, хаотично мечущимся между людьми. Представил, что творится сейчас в ее душе. Буря? Адреналин? Хаос?

Сколько она здесь? Третий день. Не понимает ничего, надеется, что розыгрыш, что скоро все закончится. Придут, значит, и освободят.

Наивная.

Поезд начал притормаживать. Рыженькая торопливо шагнула к дверям. Всего два человека преграждали ей дорогу: коренастый мужичок и дама с электронной книжкой. Типовой набор вагонного бульона.

Один шаг, дорогая, и ты окажешься на станции Курская. Вроде бы крохотный шажок, миллион раз так делала, да?

Из черноты выкатилась платформа, заполненная людьми. Поезд остановился. Рыженькая занервничала, попыталась обогнуть даму с книжкой. В эту секунду – я знал – она испытала самый острый в своей жизни приступ надежды.

Дверцы зашипели, пытаясь раздвинуться, но застряли, обнажив узкую, сантиметров в пятьдесят, щель. Коренастый мужичок внезапно передумал выходить и двинулся спиной назад, отталкивая и даму с книжкой, и рыженькую. Слева потянулась вереница людей, пытавшихся выйти. Они протискивались в щель, ругались, скалились друг на друга, словно дикие звери.

Я наблюдал за рыженькой. Рыженькая не сдавалась.

Она бросилась вперед, толкая даму с книжкой, бесцеремонно отпихнула локтем коренастого мужчину… давай, милая, еще пара шагов… Но тут вдруг резво подпрыгнул к дверям старичок с тростью, задел меня плечом, оттеснил рыженькую – и следом за старичком заспешили еще люди, и все они как-то ненавязчиво, незлобно, но очень старательно отталкивали рыженькую от выхода.

Она барахталась на одном месте, словно угодила в человеческую воронку, размахивала руками, толкалась… но еще не кричала. Слишком рано. Кричать начинают неделе на третьей.

Секунда-две – и в полуоткрытые двери устремились люди с платформы. Беспощадный поток. Рыженькую смяли, едва не сбили с ног и утащили в середину вагона. Кто-то прикрикнул:

– Эй, смотри, куда машешь! Отрастила, блин, махалки!

Двери сошлись. Поезд тронулся. Люди расступились, расселись, освободив место в центре, и я увидел рыженькую в углу вагона, под плакатом правил поведения в метрополитене. Рыженькая опустилась на пол, поджав ноги.

Очень больно потерять надежду. Но еще больнее, в конце концов, понять, что никакой надежды не было. В этом месте приходит страх.

Замелькали огоньки в черноте. Старое полотно привычной жизни.

Я прошел к крайнему свободному сиденью, положил рюкзак на колени, расстегнул молнию и вытащил сначала сверток с едой, потом пакет с яблоками и мандаринами.

Есть люди, которые заходят в метро и больше никогда из него не выходят. Так бывает. Встаешь утром, одеваешься, спешишь на работу или на учебу, а может, еще по каким-то чрезвычайно неотложным делам. Спускаешься по эскалатору, считаешь лампы, ползущие вверх. Подбегаешь к составу, едва успеваешь заскочить в последнюю дверь последнего вагона.

Осторожно, иногда они закрываются.

И всё. Обратно уже не выйти.

Это кольцевая, которая никогда не уходит в тупик. Бесконечные поезда, мчащиеся по кругу.

Можно попытаться нажать стоп-кран – но он не сработает или заклинит.

Можно попытаться вышибить стекло – ни одно не разобьется, как ни пытайся.

Можно спровоцировать толпу, чтобы люди сами выпихнули тебя на остановке – но люди не выпихнут. Они очень торопятся по своим делам. Они никого и никогда не замечают. Вошли – вышли. Короткая пересадка на линии вечности.

Много всего можно успеть сделать, кроме самого главного – сбежать. Надежда рано или поздно изнашивается, сквозь расхламленные дыры в стертом одеянии проглядывает страх. Он холодный и липкий, с дурным запахом обезболивающего. Он оставляет только шум колес, гул ветра, скрежет открываемых дверей.