Золотой ключ, или Похождения Буратины - Михаил Харитонов Страница 69

– Нет, девочка, ход назад не берётся, – перебил голос со стены. – Ты сказала глупость, и будешь наказана, на первый раз весьма умеренно…

Он говорил что-то ещё, но всё заглушила боль – большая и страшная. Алиса попыталась не закричать, но это было невозможно. Она боялась только, что сорвёт голос. Потом она рванулась так, что хомут зажал ей шею, и удушье отпустило её сознание в темноту.

Когда Алиса опомнилась, боль была уже почти терпимой, знакомой. Такую боль за время своей болезни она научилась переносить, делая вид, что не замечает её присутствия.

– Ну что у нас там, Шуша? Как суставчик, чистый? Надеюсь, ты не зубками работала? А то наша девочка, к сожалению, страдает очень нехорошей заразной болезнью.

Крыса молча показала кусачки и кусок лисьей плоти с окровавленным коготком.

– Мордочку ей вытри, – распорядился голос. – Я не люблю три «с» – сопли, слёзы и слюни. А сейчас всего этого было слишком достаточно. Или даже чересчур слишком.

Лиса тихо шмыгнула носом и попыталась вдохнуть. Она знала, что её будут мучить, но не думала, что это начнётся сразу и будет так страшно и гадко.

– Ну а теперь, когда у барышни стало несколько меньше иллюзий относительно своего положения, быть может, мы услышим что-нибудь более правдоподобное? – поинтересовался голос. – Дадим нашей девочке ещё одну попытку…

– Я сказала правду, – к лисе вернулось дыхание, а с ним и что-то вроде надежды. – Просто это странно звучит.

– Детка, это тебе нужно убедить меня в своей невиновности. Петь мне майсы – это не самый лучший способ.

То, что осталось от пальца, неожиданно дёрнуло. Лиса оскалилась, подавляя скулёж.

– Допросите меня под правдоделом, – попросила она.

– Я ценю вашу прорезавшуюся готовность к сотрудничеству. Но – нет. Ибо считаю подобные средства аморальными. И что самое неприятное, их можно обойти разными способами. Нет, я сторонник свободы воли. Существо имеет право говорить правду или пытаться её скрыть, а другие существа – выносить о том собственное суждение. Но если вы так настаиваете – что ж, я готов отнестись к вашей просьбе конструктивно. Шушечка, сделай ей как Джузику, только дозировочку подбери правильную.

Крыса приблизилась, взяла Алису за руку – ту чуть не вывернуло от отвращения, до того мерзким было это прикосновение. Потом что-то укололо сгиб локтя. Алиса поняла, что ей вводят какой-то препарат, допотопным способом – через вену.

Стало немножко жарко лицу и груди. Жар подержался несколько секунд и прошёл.

– Вы, наверное, думаете, что это? О, совершенно безобидное средство. Модификатор потоотделения. Когда вы попытаетесь меня обмануть, – нет, даже подумаете о чём-то вроде обмана, – в вашем естественном аромате появится этакая сдобная нотка… Шуша, нюхай. Когда она снова начнёт сочинять – можешь начинать сразу, без моей команды. Верхние конечности и молочные железы твои. Делай с ними что хочешь, но, умоляю, не задевай крупные сосуды… Итак, расскажите свою историю. Удивите меня.

– Я проснулась… – начала лиса и стала пересказывать историю о том, как Семнадцать Дюймов предложил ей сердце и рог. Она старалась не смотреть на нависшую над ней крысиную морду с угрожающе подёргивающимися усиками.

Однако крыса так ни разу и не причинила ей боли. Хотя несколько раз её трогала, а однажды – даже взяла кусачки.

Голос со стены тоже как-то затих и практически не перебивал, разве что изредка издавал своё странное «крри-кри». Только под конец, когда дело дошло до темы побега, он стал задавать вопросы. Его интересовало буквально каждое слово, и Алиса старательно вспоминала, что говорила она и что говорил цилинь. Тянущая боль в обрубке пальца заставляла быть внимательной и честной.

Наконец лиса закончила.

– М-н-да-с, – протянул голос со стены. – На редкость нелепо, но в чём-то понятно. Молодая недоступная этуаль и старый козёл…

Лиса непроизвольно дёрнулась – и тут же задушенно запищала: хомут врезался в шею.

– Опять что-то не так? – с неудовольствием осведомился голос. – Или вы, некоторым образом, возмущены? Ах, милочка, нашего почтенного директора я поименовал козлом исключительно метафорически. Во времена более отдалённые, чем ты можешь себе представить, это слово означало не биологическую основу, а известную совокупность душевных качеств. Увы-увы, наше Нефритовое Сокровище, как бы это сказать, несколько перестоял. На свои верхние семнадцать дюймов, во всяком случае. Но вообще стареющие мужчины, сделанные из мяса, делают и не такие глупости. К примеру, тот же профессор Преображенский – замечательный врач и учёный, умница, циник. Всю жизнь искал себе подходящую пару и уже в Америке, под старость лет, пришёл к выводу, что не найдёт никого лучше любимой собаки. У него была колли – ну такая, знаете, ласковая, послушная, с бритым клювом. Сделал ей ребилдинг с перепрошивкой генами хомо. И что же? Она таки оказалась настоящей сукой и довела его до разорения и инсульта! Ужасная история – уж извините, до сих пор переживаю. Но меня интересует другое. Почему вы не выполнили своё обещание – и даже не пытались? На вас это непохоже.

– Какое обещание? – не поняла Алиса.

– Что значит какое? Почему ты до сих пор жива? Ах да, незавершёнка. И долго ль ты собираешься с этим тянуть?

– С чем? – снова не поняла лиса.

– Шуша, милочка… – начал было голос и вдруг замолчал. – Нет, постой. Понюхай её. Очень внимательно.

– Вроде не врёт, – сказала с сомнением крыса.

– Хорошо, поставим вопрос иначе. Что сказал тебе Семнадцать Дюймов, и что ты ему обещала? Нет, не надо цитат. Объясни мне это.

– Он предложил мне бежать, – сказала Алиса. – Я попросила времени на подготовку.

Существо внезапно заскрипело – это было уже не тихое «крри-кри», а что-то вроде скрипа хирургической пилы по кости.

– Уффф, насмешили старика, – наконец проговорил он. – Какая трогательная наивность! Твой несостоявшийся ухажёр совершенно не собирался подстрекать тебя к побегу. Он хотел, чтобы ты, как честная девочка, признавшая свою вину, убила бы себя. И ещё позаботилась об уничтожении своего тела, по понятной причине.

От удивления Алиса икнула.

– Нет, вы не поняли, он же сам мне сказал… – начала она и осеклась.

– Да-да. Припомним, что он тебе сказал. Он намеревался сообщить на учёном совете о твоём преступлении и бегстве. И добавил, что, если тебя найдут, ты расскажешь слишком много, в том числе и позорящий его эпизод. Поэтому тебя не должны найти – так он выразился? Ну вот. Согласно конфуцианским нормам приличия, заложенным в его основу, он не мог тебе сказать, чтобы ты, допустим, нырнула в бак с кислотой. Но он сделал прозрачный намёк. И если ты говорила ему именно то, что говорила мне – он воспринял это так, что ты попросила отсрочку, чтобы привести свои дела в порядок. Например, уничтожить результаты своей научной работы. С его точки зрения, ты имела в виду нечто вроде этого, и он принял твои условия.