Сфера - Дейв Эггерс Страница 69

Мэй проверила, который час. 13:02. Дополнительное Управление в ухе сообщило:

– К кормлению акулы готовы.

– Так, – сказала Мэй и глянула на запястье. – Многие просят вернуться к акуле, и уже начало второго, так что мы, пожалуй, вернемся. – И она покинула морского конька, а тот на секунду обернулся, будто не хотел, чтоб она уходила.

Мэй возвратилась к первому, самому большому аквариуму с акулой Стентона. Над аквариумом на блестящей красной стремянке стояла девушка – черноволосая, курчавая, в закатанных белых джинсах.

– Привет, – сказала ей Мэй. – Я Мэй.

Кажется, девушка хотела ответить «да я знаю», но затем, вспомнив, что их снимают, заученно и театрально ответила:

– Привет, Мэй, я Джорджия, я буду кормить акулу мистера Стентона.

В этот миг акула, хотя была незрячая, а пищи в аквариуме пока не завелось, видимо, почуяла, что грядет пир. Она завертелась в аквариуме, как циклон, постепенно всплывая к поверхности. Количество зрителей у Мэй уже подскочило на 42 000.

– Это кто у нас тут проголодался? – спросила Мэй.

Акула, прежде лишь отчасти опасная, теперь предстала злобной, совершенно разумной тварью, воплощением хищнического инстинкта. Джорджия напускала на себя компетентную уверенность, но в ее глазах Мэй читала страх и трепет.

– Вы там готовы? – спросила Джорджия, не сводя глаз с надвигающейся акулы.

– Мы готовы, – ответила Мэй.

– Хорошо. Сегодня мы разнообразим акуле меню. Как вы знаете, ее много чем кормили, от осетра и сельди до медуз. И она ела так, что за ушами трещало. Вчера дали ей ската, думали, ей не понравится, но она и глазом не моргнула, съела и облизнулась. Поэтому сегодня мы снова экспериментируем с новой пищей. Смотрите.

Мэй разглядела, что ведро у Джорджии из оргстекла, а внутри плещется что-то сине-бурое и чересчур многоногое. Оно скреблось в ведерные стенки; омар. Мэй раньше не приходило в голову, что акулы едят омаров, но почему нет?

– У нас тут обычный американский омар, и мы не знаем, приспособлена ли акула им питаться.

Видимо, Джорджия делала хорошую мину, но нервничала даже Мэй – смотрительница слишком долго держала омара над водой. «Кидай, – подумала Мэй. – Кидай, ради бога».

Но Джорджия размахивала омаром над аквариумом – видимо, чтобы Мэй и ее зрители полюбовались. А акула почуяла омара, всеми своими сенсорами, несомненно, прикинула его формы и завертелась по аквариуму быстрее, сдерживаясь, но уже теряя терпение.

– Не все акулы способны переваривать панцири ракообразных, – сказала Джорджия, снова поболтав омаром; его клешня лениво задевала воду. «Да кидай же, – подумала Мэй. – Ну пожалуйста, ну давай». – Так что сейчас я брошу этого малыша в…

Но не успела она договорить, акула выпрыгнула из воды и сцапала омара. Джорджия взвизгнула и принялась ощупывать пальцы, словно пересчитывала, все ли на месте, а акула уже погрузилась в аквариум, стиснув омара в челюстях, и из широкой акульей пасти фонтаном разлеталось белое мясо.

– Задела тебя? – спросила Мэй.

Сдерживая слезы, Джорджия покачала головой:

– Почти. – И потерла руку, будто обожглась.

Омара пожрали, и Мэй предстало устрашающее и удивительное зрелище: омар переваривался внутри акулы, прямо на виду, с молниеносной скоростью и фантастической четкостью. Мэй увидела, как в акульей пасти омар распадается на десятки, затем на сотни кусков, как эти куски ползут по пищеводу, в желудок, в кишки. Спустя считанные минуты омар превратился в зернистую комковатую массу. Помет вылетел из акулы и снежным сугробиком опустился на дно.

– Кажется, не наелась, – сказала Джорджия. Она снова забралась на стремянку, уже с другим прозрачным контейнером. Пока Мэй наблюдала за перевариванием омара, Джорджия принесла второе блюдо.

– Это то, что я думаю? – спросила Мэй.

– Это тихоокеанская морская черепаха, – ответила Джорджия, подняв контейнер повыше.

Черепаха была размером с половину Джорджии и красавица, вся из сине-зелено-бурых лоскутов; в контейнере ей было очень тесно. Джорджия открыла дверцу в торце, словно приглашая черепаху выходить, если захочет. Черепаха предпочла остаться внутри.

– Маловероятно, что акула сталкивалась с черепахами, – слишком разные ареалы, – сказала Джорджия. – У черепахи не было причин гулять там, где обитает акула Стентона, а акула, разумеется, никогда не видела солнечные пляжи, где живут черепахи.

Мэй хотелось спросить, правда ли Джорджия намерена скормить черепаху акуле. Черепашьи глаза разглядели в воде хищника, и теперь рептилия изо всех своих медлительных сил забивалась в глубины контейнера. Отдать эту добрую тварь на съедение акуле, каков бы ни был научный интерес? Едва ли это порадует многих зрителей. На запястье Мэй уже прилетали кваки. «Пожалуйста, не убивайте черепаху! Она похожа на моего дедушку!» Возникла, впрочем, и другая ветка, в которой утверждалось, что акула, сама немногим больше черепахи, не сможет проглотить ее или переварить, потому что панцирь у черепахи неприступный. Мэй открыла было рот, чтобы вслух усомниться в необходимости такой трапезы, но тут в наушнике заговорило ДУ:

– Держись. Стентон хочет на это посмотреть.

Акула в аквариуме завертелась снова – по-прежнему голодная и ненасытная. Омар акуле на один зуб, омар – бестолковый перекус. Акула всплыла поближе к Джорджии, предвкушая главное блюдо.

– Поехали, – сказала та, накренила контейнер, и черепаха медленно заскользила к бурлящей неоновой воде – от акульего нетерпения в аквариуме случился водоворот.

Когда контейнер встал вертикально, а черепашья голова очутилась за пределами оргстекла, акуле отказала выдержка. Акула прыгнула, схватила черепаху за голову и втащила под воду. Как и омара, черепаху сожрали в считанные секунды, но для этого акуле пришлось менять облик, чего не требовал омар. Акула будто вывихнула себе челюсть, увеличив себе пасть вдвое, и в два счета проглотила черепаху целиком. Джорджия излагала – дескать, многих акул, которые едят черепах, выворачивает наизнанку: они переваривают мясо, а осколками панциря их потом тошнит. У акулы Стентона были другие методы. Панцирь растворился у нее во рту и в желудке, как обслюнявленный крекер. Не прошло и минуты, вся черепаха обратилась в кучку пепла. Он вылетел из акулы хлопьями, как и останки омара, и тяжко осел на дно, к прочим останкам, уже от них не отличимый.

Наблюдая за процедурой, Мэй заметила фигуру – силуэт за стеклом, за дальней стенкой аквариума. Тело – всего лишь тень, черты незримы, но затем свет отразился в блестящей коже вертлявой акулы, и во тьме проступило лицо.

Кальден.

Мэй не видела его уже с месяц, а с того дня, как стала прозрачной, они не обменялись ни словом. Энни летала в Амстердам, затем в Китай, в Японию, назад в Женеву, и времени на Кальдена у нее не было, но временами они его обсуждали. Раздумывали, стоит ли тревожиться из-за этого незнакомца.