По ту сторону звезд - Кристофер Паолини Страница 69

Проносясь по короткому телескопическому трапу, соединявшему «Рогатку» с чужим кораблем, Кира не сводила глаз с люка медузьего шлюза, готовая стрелять при малейшем намеке на движение. Туле! Какого черта она тут делает? Она же ксенобиолог, а не солдат. Не генно-модицифированная, с накачанными мышцами машина для убийств, в какие превращаются космовоины. И все же – вот она тут.

На миг Кире вспомнились родители и сестра – и гнев укрепил ее. Нет, она не позволит медузам себя убить. И Трига замучить им не даст…

Кроткий Клинок откликнулся гневом на ее гнев: новые обиды пробудили память о старых.

Бледно-голубой свет инопланетного корабля окутал Киру, когда она вышла из шлюза. Что-то крупное ударило в нее сзади, и Кира с размаха влетела в изогнутую стену. Черт! Страх вернулся мгновенно – боль пронзила левый бок.

На периферии зрения она разглядела переплетенную узлом массу щупалец, и вот уже медуза набросилась на нее, сжимает своими извилистыми конечностями, крепкими, как многожильный кабель. Близковоние забило ноздри, слишком сильное, удушливое.

Одна из многочисленных рук обмоталась вокруг шеи и дернула так яростно, что должна была бы умертвить Киру, оторвать голову от тела. Но Кроткий Клинок мгновенно затвердел, и странные изгибы и причудливые ниши трюма расплылись перед глазами у Киры, повисшей вверх ногами. Желудок свела судорога, и Киру вырвало прямо в гибкую маску ее «скинсьюта». Течь блевотине было некуда, она заполнила рот – горячая, горькая, горючая – и потекла обратно в горло. Задыхаясь, Кира повиновалась настойчивому и ошибочному рефлексу – попыталась втянуть в себя воздух и вдохнула, как показалось, не меньше литра обжигающей жидкости. И тут она запаниковала. Паника была слепой и бессмысленной. Кира билась, размахивая руками и ногами, пыталась содрать с себя маску. В помрачении ума она почти и не заметила, как волокна «скинсьюта» раздвинулись под ее пальцами.

Холодный воздух ударил в лицо, и Кира смогла наконец выплюнуть блевотину. Она отчаянно закашлялась, желудок все еще сводили спазмы, волна за волной.

Пахло желчью и уксусом, и если бы маска сошла и с носа, а не только со рта, Кира, наверное, лишилась бы чувств в чужеродной атмосфере этого корабля. Она попыталась овладеть собой, но тело отказывалось повиноваться. Кашель вынудил ее сложиться пополам, и Кира не видела ничего, кроме пятнистой оранжевой плоти, обмотанной вокруг ее собственной плоти. Присоски на щупальце были размером с обеденную тарелку.

Резинистая рука сжималась все плотнее. Она была толще, чем ноги Киры, и намного сильнее. Кира приказала «скинсьюту» затвердеть (или он сделал это по собственной воле), но и сквозь этот защитный покров чувствовала нарастающее давление: медуза пыталась ее сокрушить.

[[Кфар: Умри, двуформа! Умри!]]

Кира захлебывалась кашлем, и при каждом ее выдохе щупальце сжималось еще туже, мешая ей вдохнуть. Кира извивалась в отчаянных попытках высвободиться, но тщетно. Страшная уверенность охватила ее: это смерть. Она обречена. Медуза убьет ее и вернет Кроткий Клинок своему народу, а с Кирой будет покончено навеки. Ужасная мысль.

Алые искры заплясали перед глазами, Кира балансировала на грани обморока. Мысленно она взмолилась к Кроткому Клинку: «Сделай же что-нибудь, хоть как-то помоги! Ну же!»

Но ее мысли вроде бы никак не подействовали на «скинсьют», а давление возрастало, и Кира уже чувствовала, что кости вот-вот треснут, инопланетянин превратит ее тело в кровавое месиво. Она застонала, и со стоном последний глоток воздуха вышел из ее сдавленных легких. Фейерверк перед глазами померк, ушло и отчаяние, и потребность сопротивляться. Тепло наполнило ее, утешительное тепло, и все, что волновало Киру прежде, утратило значение. И о чем она так переживала?

Она парила перед фрактальным узором, синим, темным, вырезанным на поверхности обелиска. Узор был слишком сложен, чтобы его постичь, и он менялся на глазах, границы мерцали, сдвигаясь, они росли и развивались, подчиняясь некой неведомой логике. Зрение ее превосходило человеческое: она различала силовые линии, излучаемые бесконечно длинной границей, – вспышки электромагнитных разрядов, свидетельствующие о мощных выбросах энергии.

И Кира знала: этому узору служил Кроткий Клинок. Служил ему или был им, и Кира понимала: в этот узор заложен вопрос, выбор, соприродный самой сути Кроткого Клинка. Должна ли она следовать этому узору? Или пренебречь им и высечь новые линии – собственные линии, – изменив фрактальный алгоритм?

Для ответа требовалось знать то, чего она не знала. Она была не готова к экзамену. Даже не понимала формулировки вопроса.

Но, глядя на меняющиеся очертания, Кира припомнила свою боль, свой гнев и страх. Они прорвались наружу, и ее чувства, и чувства Кроткого Клинка – вместе. Что бы ни означал этот узор, она была уверена, что захватчики – зло, что она хочет жить, что она должна спасти Трига.

Ради этого Кира готова была сражаться, готова была убивать и уничтожать. Лишь бы остановить захватчиков.

Потом ее зрение обрело четкость, сделалось телескопическим. И она как будто провалилась во фрактал. Узор ширился перед ней бесконечными подробными слоями, расцветал вселенной тем и вариаций…

Киру пробудила боль. Немыслимая, раздирающая боль. Давление, стискивавшее тело, исчезло. Кира успела наполнить легкие долгожданным воздухом, прежде чем вскрикнуть. Зрение прояснилось, она разглядела щупальце, все еще обвивавшееся вокруг нее. Но теперь из ее тела выходил пояс с шипами – черными, сверкающими, складывающимися в знакомый фрактальный узор, – и эти шипы воткнулись в подергивающееся щупальце. Она ощущала шипы как собственные руки и ноги – как новые, но знакомые ей части тела. Вокруг каждого шипа – горячая примочка из плоти, обломков костей, выплескивающихся жидкостей. На миг вторглось воспоминание о том, как чужь пронзила Алана и товарищей по команде, и Киру пробила дрожь.