Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов Страница 68

– Ну? – повернулась ко мне Валерия. – Не передумал? Еще не поздно.

Я покачал головой.

– Тогда пошли!

Мы спустились по лестнице и двинулись к плацу. Валерия шла впереди, а я поспешал следом, громыхая, как танк на параде. Напяленное на меня железо, цепляясь одно за другое, издавало довольно громкий лязг. Подкованные железом калиги гремели по каменным плитам. Легионер, мать его! Идти, к счастью, оказалось недолго. На краю плаца торчал невысокий каменный постамент, к нему Валерия и направилась. Запрыгнув на возвышение, указала мне место на дорожке. Я громыхнул и встал.

Тем временем на плацу строилась центурия: с сотню преторианок без доспехов и оружия. Плотная тетка, как я догадался, та самая Руфина, наконец сбила ее в коробку и подбежала к нам.

– Аве, трибун! Центурия слушает тебя!

Валерия указала Руфине место с другой стороны постамента.

– Возле меня вы видите новобранца, – начала зычным голосом. – Его зовут Игрр. Вы наверняка слышали о нем. По пути в Рому Игрр храбро сражался с сармами и заслужил дубовый венок. Вчера в амфитеатре он бился в поединке с лучшей из наших бойцов и одержал верх. После того боя Игрр выразил желание служить в претории.

По багряной коробке словно пробежал ветерок. Центурион погрозила ей кулаком. Преторианки замерли.

– Гражданин Рома Игрр, – Валерия выделила голосом слово «гражданин», – имеет право служить в когорте. Он чистой крови, здоров и силен. Поэтому я согласилась, – трибун сделала паузу. – Хочу предупредить всех: когорта не лупанарий! Любую, кто посмеет к Игрру пристать, я прикажу высечь и выбросить за ворота. Если подобное совершит Игрр, я поступлю с ним точно так же. Понятно?

Ответом ей было молчание. Валерия, похоже, иного не ждала.

– В каком контубернии у нас вакансия? – спросила, повернувшись к центуриону.

– В третьем, трибун!

– Зови декана!

– Пугио! – рявкнула Руфина. – Ко мне!

Из рядов выбежала девчонка и помчалась к нам. Приблизившись к постаменту, она топнула калигами и отсалютовала. Мне поплохело – в прямом смысле этого слова. Передо мной стояла вчерашняя соперница.

– Возьмешь Игрра, декан! – приказала Валерия. – Размести его, объясни правила, научи всему, что знаешь. Помни: он такой же легионер, как и остальные! Ясно!

– Да, трибун! – пискнула девчонка. Похоже, она пребывала в шоке.

– Проводи новобранца. Остальным – разойтись!

Центурион рявкнула, и строй рассыпался. Валерия спрыгнула с постамента.

– Трибун! – окликнул я.

Она обернулась.

– Ты это специально? Чтобы наказать меня?

– Не тебя! – подмигнула Валерия. – Ее!

Она повернулась и зашагала прочь. Пугио, она же Лиона, подошла ко мне.

– Идем! – сказала хмуро.

И мы пошли… Вновь передо мной шагала женщина, я, громыхая железом, тащился следом, и на это упоительное зрелище наблюдали со всех сторон. Представьте казарму, набитую солдатами, давно не бывшими в увольнении. Их жизнь размеренна и скучна, а женщин они видят во снах. И вдруг на плацу является роскошная блондинка (это я не о себе, еще не то подумаете). Солдаты высыпают из казармы и, делая вид, что необыкновенно заняты, пялятся во все глаза. Когда блондинка скроется, они кинутся обсуждать, отпуская замечания одно другого «краше»… Мужикам полезно время от времени побывать в шкуре женщины, может, тогда станут сдерживать языки? Хотя о чем это я?..

Пугио потянула на себя одну из дверей каменного барака, и мы оказались в просторной комнате – метров тридцати, если считать по-нашему. Высокие потолки, вернее, просто стены – вверху лишь почерневшие балки. Из узких и высоких – не достать! – окошек падает тусклый свет. Под одним из них в очаге тлеют угли. Над ними повис закопченный котел. У стены справа – деревянные нары с матрасами и подушками. В стороне одна-единственная деревянная койка – место начальника, как следует понимать. У противоположной от нар стене – стол и две лавки. Вот и вся мебель – ни тумбочек, ни шкафов. Последние заменяют вбитые в стену крюки, на которых висят шлемы, доспехи и мечи. Скутумы и пилумы просто свалили в углу. Теперь ясно, почему в казармах так много дверей. Каждое отделение, оно же контуберний, живет наособицу.

Увлекшись обозрением комнаты, я забыл об ее обитателях. А они стояли и пялились на меня. Я присмотрелся. Все примерно одного возраста – лет двадцати. Впрочем, как я успел убедиться, внешность женщин в Паксе обманчива. На вид взрослая, а разобраться – соплюшка. Девчонки в контубернии, к слову, попались довольно симпатичные. Вита говорила, что некрасивых в преторианки не берут – они же подвизаются при дворцах. Но по-настоящему хороша была только Пугио, я это только сейчас разглядел. Овальное личико с правильными чертами, большие глаза цвета спелой вишни под густыми ресницами… Вчера эти глазки высматривали, как ловчее в меня ножик воткнуть…

– Аве! – поздоровался я.

Мне не ответили. Подумав, я свалил скутум и пилум в общую кучу, стащил и пристроил на крюк шлем и лорику. Освободившись от надоевшего железа, поднял мешок и подошел к столу.

Человек я запасливый, поэтому затарился от души. Кувшин вина объемом в полмодия – это больше четырех литров по-нашему, копченый окорок, жареные каплуны, хлеб, сыр, разнообразная зелень… Я выкладывал все это на стол, кожей ощущая, как по комнате разливается напряжение. Чего это они? Не нравится?

– Вот! – сказал, бросив пустой мешок к стене. – Угощайтесь!

Никто не двинулся с места. Я подумал, взял окорок и, вытащив из ножен кинжал, рубанул. Огромный кус ветчины свалился на стол.

– Кто же так режет! – завопила здоровенная преторианка, бросаясь к столу. У меня мигом экспроприировали кинжал и принялись строгать им мясо. Следом налетели другие. Замелькали ножи и руки. Ветчина, сыр и прочие вкусности стали превращаться в ломти, которые тут же раскладывали по мискам. Работы у меня не стало, и я отошел в сторонку.

Лиона, декан контуберния. Обалдевшая

Я знала, что меня накажут. Мать ко мне вообще строга: не хочет, чтобы в когорте думали, что делает дочке поблажки. Но в этот раз я опасалась, что меня прибьют.

– Курица безголовая! – орала мать, топая ногами. – Мало того, что, пьяная, подралась с мужчиной, так еще додумалась вызвать его на поединок! Наверное, мечтала зарезать лупу перед трибунами? За то, что не захотел с тобой спать? Так знай: этот Игрр не лупа. По пути в Рому он убил с десяток сарм, зарубив их в одном бою. Я сколько живу, такого не помню. За этот подвиг наградили его дубовым венком. Сколько ты знаешь преторианок, удостоенных такой чести? Если Игрр тебя убьет, я даже слезинки не пророню! Так и знай!

Из-за этих слов я заупрямилась и не согласилась отказаться от поединка, когда принцепс это предложила. Хотела доказать матери, что я чего-то стою. В результате вышло что вышло. Пришлый перехитрил меня, прикинувшись неумелым. Я выбила его меч и погналась, а он ловко свалил меня и пережал жилу на шее. Лучше бы убил! Когда я очнулась и встала, извалянная в песке, вся Рома могла видеть: перед ней та самая безмозглая курица…