Ставка на Проходимца - Илья Бердников Страница 68

Я встревожился было от такого известия, но после вспомнил про шастающую в округе Маню и успокоился.

— Что за животные? — спросил я, включив фонари шлема и продолжая изучать густо изрисованное красной, синей и черной краской кожаное полотно.

— Местные их как лошадей используют, — ответила Ками и также включила фонари, отчего комната ярко осветилась, как, наверное, никогда еще не освещалась со времен своей постройки. — У одного животного не хватает задней конечности, — добавила она многозначительно. — Значит, убийца ест немало: животное весьма крупное…

Я отмахнулся от ее рассказа и показал на одеяло:

— Смотри: это палитра событий, что-то вроде истории в комиксах, нарисованной местными живописцами. Вот, — я ткнул пальцем в светлый маленький круг, — солнце… а вот, — я обвел огромный круг, что даже не поместился на одеяле, и художник нарисовал только нижнее его полукружие, — тот самый спутник, что появился перед наводнением.

Ками внимательно следила за перемещением моего пальца.

— Вот здесь селение, жители которого отгородились завалами и сидят под дождем, — продолжал я. — А здесь жители покидают свой поселок и идут куда-то, спасаясь от чего-то черного…

— Может, от воды? — предположила Ками, всматриваясь в корявые рисунки.

— Нет, вода здесь синяя, как и весь рисунок, а эти черные пятна вообще похожи больше на кляксы или пучки водорослей….

— Смотри, они идут вместе с дождем! — заметила Ками. — Видишь: они идут только под струями, что льются из туч!

— И, похоже, едят людей, — сказал я мрачно, рассматривая одну из клякс, из-под которой торчали ноги человека. Несколько мазков красной краски добавляли убежденности в том, что эта клякса совсем не для того накрыла человека, чтобы его согреть.

Я сорвал одеяло, или, если угодно, полотно со стены и направился к дверям.

— Пойдем.

— Думаешь, это серьезно? — спокойно проговорила Ками, когда мы вышли под дождь, что и не собирался слабеть.

— Мне Пиона и Псевдо-Геи с головой хватит, — обеспокоенно проговорил я, сам размышляя о том, что ведь было у меня предчувствие чего-то нехорошего, было! И не отпускало оно меня ни на секунду, просто заглушили его происходящие события…

И Маня к тому же куда-то пропала. Противная зверюга!

— Ты в воде точно ничего не заметила, когда за мной погружалась? — спросил я у Ками. — Никакого движения, мелькающих теней?

— Нет, — ответила Ками. — А ты видел?

Я открыл было рот, но в динамиках шлема пискнуло, в уголке забрала промелькнул столбик каких-то букв-иероглифов, и усталый голос Данилыча поинтересовался:

— Ребята, как вы там?

— Вспомнил про рацию, Данилыч? — обрадованно спросил я.

— Промокла рация, — ответил ворчливо шофер. — Еще когда на скалы выбирались, промокла и вырубилась. Просто твоя сестренка напомнила про браслетки с Шебека: они и у меня, и у Санька оставались, да еще ты ей свой отдал. Я попытался настроить один, как видишь — получилось.

Я не стал говорить Данилычу, что, скорее, это электроника комбинезона перехватила и настроилась на волну браслета: пусть радуется хоть такому маленькому достижению.

— Ты не на крыше? — спросил я шофера.

— Меня Имар сменил, — ответил тот. — Я чай пью, греюсь…

Ками потянула меня за руку.

— Вон тот загон, где убитые животные…

— Ну и что? — Мне совсем неинтересны были местные коровы или лошади с перегрызенными Маней глотками. Я даже подумал, что опасно вот так просто гиверу в поселок отпускать: а вдруг здесь люди бы были? Дети, к примеру…

— Но их там нет!

— Не понял? — Я повернулся к Ками, осветив ее инфракрасным прожектором — фонари видимого спектра вне хижин я предпочитал не включать, не желая привлекать ничьего внимания. Впрочем, так поступала и Ками.

— Загон пуст, — терпеливо объяснила мне Ками. — Все трупы исчезли.

И она вспорхнула вверх, исчезая в струях дождя.

Я тупо смотрел на то место, где она только что стояла. Потрясенный мозг отказывался комментировать произошедшее, и меня просто заклинило. На секунду в голову даже закралась мысль, что я сплю, но очередная вспышка молнии осветила какое-то шевеление по ту сторону загона. Какие-то черные прутья шевелились за изгородью, напоминая со стороны раскачиваемый ветром гибкий бамбук. Вот только такого бамбука, словно сделанного из эбонита, обычно не бывает. Замелькали вспышки пламени, до моего слуха донеслись звуки очередей из пистолета-пулемета, и тут же в шлеме лопнул, раскатился, впился в мои уши панический визг Ками:

— ЛЕ-ША!!!

— Данилыч! — заорал я, передергивая затвор дробовика. — Данилыч, не выходите из хижины и будьте наготове!

— Что там, Алексей?! — Голос Данилыча был наполнен тревогой.

Не отвечая ему, я перескочил через ограду загона и, скользя ногами по навозно-грязевой жиже, побежал к «зарослям бамбука», в которых графика сенсоров шлема прорисовывала зеленый силуэт комбинезона Ками.

Бах! Бах!

Заряды дроби крошили черные стебли-прутья, но я стрелял в сторону от центрального шевелящегося клубка, в котором и была укутана Ками, так как боялся зацепить девушку. Весь огромный колышущийся куст, достигавший более пяти метров в диаметре, пополз от меня в сторону, сминая и вдавливая в грязь ограды загонов. Видно было, что мои выстрелы беспокоят тварь, но серьезных ранений не наносят.

— Ле-ша… — Голос Ками сошел до хрипа. — Оно давит…

— Я иду!!! Данилыч, сидите в хижине!!!

Вложив в этот крик весь свой страх и растерянность, я отшвырнул дробовик, включил фонари шлема и бросился в самую гущу стеблей, вытаскивая из ножен рукоять своего «кинжала». Из черного клубка стремительно вылетели два гибких хлыста, похожих на ожившие силиконовые шланги с руку толщиной, моментально оплели меня и потянули в центр «куста». Я орал что-то, судорожно пытаясь освободить прижатую к телу руку с «кинжалом», молотя свободной левой рукой по черным стеблям, по опутывающим меня щупальцам… Стебли в одном месте внезапно разошлись, открывая круглое ротовое отверстие, окруженное шевелящимися, как дождевые черви, отростками. Из открывшегося зева блеснул свет, словно из пасти мифического дракона, и я совсем потерял голову, но тут же понял, что это свет от включившихся фонарей на шлеме Ками. Черное чудовище просто ждало, пока в пасти освободится место для меня, пытаясь рывками, от которых раскачивались и стучали друг о друга шипы-стебли, заглотить девушку поглубже. Я висел над отвратительной шевелящейся дырой, наблюдая, как меркнет свет фонарей в чудовищной глотке.

Большой палец правой руки нащупал гарду «кото-хи», сдвинул выпуклый узор. Нагнув вниз голову в шлеме, благо гибкость комбинезона позволяла это сделать, я увидел, как выползающее из рукояти светящееся льдистое лезвие проткнуло толстое щупальце, и тут же сделал поворот кистью, разрезая черную плоть. Меня тут же сдавило так, что я с всхлипом выдохнул воздух, несмотря на компенсаторы комбинезона. Видимо, отрезанное щупальце судорожно сократилось в пароксизме боли, но тут же отпало, оставив меня болтаться вниз головой во второй плети, что опутала мои ноги. Взмах руки с «кинжалом», витки щупальца, перерезанные поперек, распались, и я рухнул прямо в открытую пасть. Я забился, стараясь нанести как можно больше порезов тридцатипятисантиметровым лезвием «кото-хи». Гнусное чавканье, хлюпанье, забрало шлема залило темной жидкостью. Я чуть не начал задыхаться, барахтаясь в вязкой шевелящейся массе, но вывалился куда-то в сторону и ударился спиной о землю. Дождь моментально смыл всю грязь и жижу с шлема, я поднялся и увидел, что огромная куча опавших черных прутьев пытается ползти, дергается рывками, но из нее текут целые ручьи темной жидкости, тут же размываемой струями ливня. Эдакий раненый дикобраз или, скорее…