Заклинатель джиннов - Михаил Ахманов Страница 68

– Отрицательно помотав головой, я буркнул:

– Присвоение чужого есть грех. Защитникам это не понравится.

– Потерянное не есть чужое. Потерянное никому не принадлежит.

– Потерянное? Ты говоришь про ошибки округления?

– Ответ положительный.

Я рассмеялся. Голубая мечта каждого хакера – присосаться к округлению счетов! Дело в том, что банки оперируют с цифрами, а все вычисления, не исключая финансовых, ведутся с ограниченной точностью. Предположим, на депозите у вас четыреста двадцать долларов и сорок центов, и банк начисляет вам четыре процента годовых – это составит шестнадцать долларов восемьдесят один цент и шесть десятых цента. Сумма округляется до 16,82, то есть в пользу вкладчика, если последняя цифра больше пяти, а если пять и меньше – в пользу банка, до 16,81. В среднем округления в ту или иную сторону друг друга гасят, и это значит, что одним клиентам банк выдает чуть-чуть побольше, а другим – чуть-чуть поменьше. Теперь представьте, что некий электронный дух может отследить миллиарды операций во всех существующих банках и снять ошибку округления в свой карман… С миру по нитке – нищему рубашка! И какая! За сутки можно стать миллионером!

Вспомнив про долг Катерине, я призадумался. Мысли мои вдруг потекли в финансовую сторону; я представил, как Джинн разыскивает счета с ворованными деньгами всяких «Тибетов», «Гермесов» и прочих «МММ» и обращает их к общественной пользе. Мне уже мерещился благотворительный фонд, который вернет награбленное обиженным и униженным, и, сделав на память зарубку, я предложил:

– Произведем эксперимент. На моем счету в «Bank One» тридцать долларов…

– Двадцать восемь и шестнадцать сотых, – уточнил Джинн.

– Ну и отлично. Перебрось на этот счет ошибки округления за сутки только по отделениям «Bank One» в Огайо. Сколько получится?

– Семьсот тридцать три доллара и пять центов.

Кошачья мордашка мне подмигнула. Ну и чудеса! Или все же померещилось?…

– Переведи деньги на мой счет в петербургском Промстройбанке.

– Выполнено, Теплая Капля. – Пауза. Потом: – Этого хватит, чтобы нанять телохранителя?

– Сомневаюсь. Да и не нужен мне телохранитель! Что я, аравийская принцесса ослепительной красоты?

Недоуменное молчание.

– Последняя фраза непонятна, – отозвался Джинн спустя секунду. – Что означает сравнение с аравийской принцессой? Это фигура стилистики? Гипербола? Метафора? Или синекдоха? [43]

– Нет. Та девушка, которую мы посетили… Помнишь?

– Я ничего не забываю.

– Захра. Принцесса из рода фатимидов… Там был еще мужчина, Ахмет Салех. Он ее телохранитель.

Некоторое время Джинн размышлял, помаргивая голубыми глазками – наверное, с той целью, чтоб обозначить для меня процесс раздумий. Затем спросил:

– Ахмет Салех – хороший защитник? Лучше Александра Симагина?

– Их трудно сравнивать. Слишком они разные.

– В чем отличие?

– Симагин – слуга закона, а Ахмет служит лишь своей принцессе.

– Из твоего утверждения следует какой-то конкретный вывод?

– Да. Симагин доказывает вину, Ахмет берет за глотку и – чик!

– Чик?

– Прекращает существование. С помощью хорошо наточенной полоски стали.

– Как защитник он эффективней теплого сгустка Симагина, – сделал вывод Джинн.

– Не буду оспаривать твой вывод. Однако учти, что способ Ахмета необратим, антигуманен и жесток.

– Оценка зависит от обстоятельств, – вымолвил Джини и замолчал.

Я потянулся, встал и начал мерить комнату шагами, заглядывая по дороге то в зеркало, то в окно. Был поздний вечер, так что тут и там я видел свое отражение в серебряном или обсидианово-черном стекле, и эти два типуса, темный и светлый, вели меж собою беспощадный спор. Оба они сходились в том, что у искусственного, однако разумного существа не может быть ограничений вроде азимовских законов, насильственных и внешних; истинный разум свободен и сам выбирает этические императивы. Но темный утверждал, что всякий разумный артефакт, компьютер или робот, будет скорее враждебен, чем благосклонен к людям, чей эгоизм, тяга к насилию и прочие мерзости алогичны. Светлый же пытался доказать гипотезу Михеева – мол, в процессе контакта очеловечивание неизбежно, а с ним придут понимание и снисхождение.

Наконец мы трое согласились, что главным является цель. Если цель гуманна – в нашем человеческом понимании, – то и конфликтов между людьми и электронным существом не будет, а если что и случится, то разрешение конфликта произойдет путем переговоров. Во многих смыслах с Джинном было легче договариваться, нежели с людьми – его не терзали гордыня, властолюбие и алчность, он не имел корыстных интересов, не жаждал чужого богатства и земель. Он, вероятно, мог убить, но повод к такому исходу был бы гораздо более веским, чем у нас, людей; мы часто отнимаем жизнь у правых и виноватых, действуя по пословице: лес рубят, щепки летят. Джинн сумел бы вырубить гнилое дерево без щепок…

Его могущество потрясало. Он мог дотянуться до любого устройства, включенного в телефонную сеть или оптоволоконную линию связи, до телефона, факса, компьютера, перехватить любую информацию, подслушать любой разговор и ответить, сымитировав голос и облик, создав на экране симулякра – изображение, неотличимое от человеческого. Он властвовал над радиоприборами, над всем, что находилось в жилых и производственных ячейках теплых сгустков, над локаторами и радарами, спутниками и радиостанциями, антеннами, ретрансляторами и мириадом систем, что управляли оружием, самолетами, кораблями, всем, что летало, плавало, ползало, двигалось на гусеницах, колесах или воздушной подушке. Ему подчинялись все агрегаты в электросетях, простые и самые сложные; он мог включить их и выключить, пустить в разнос, сжечь, взорвать или использовать вместе с подводящими проводами как датчики сигналов или же, определив частотный спектр любого электро– и радиоприбора, найти их и локализовать в пространстве. Последним занимался один из мыслящих центров Джинна, следивший за планетарной оболочкой от морских глубин до верхней границы стратосферы, – модуль, подобный бессонному тысячеглазому Аргусу. Кроме того, Джинн научился как бы достраивать себя и расширять свой разум путем создания программ, и эти средства были разнообразными и мощными. Программы поиска и наблюдений, имитации и прогнозирования, моделирования биологических, химических, физических процессов, оценки всевозможных ситуаций, решения задач… Эти программы существовали, но были неуловимы, как призрак, блуждающий в Сети; в мгновение ока он перебрасывал их с одних компьютеров на другие, приостанавливал, уничтожал или дублировал с той же легкостью, с какой мы перелистываем книгу, только в миллионы раз быстрей. Хоть он не владел даром всеведения, однако присутствовал всюду и был, в масштабах Земли, почти всемогущ.