Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга Страница 67

Мне не нравилась наша казарма, не нравилось болото, а ещё больше не нравился мост.

Да и вообще, честно сказать, никто у нас этот мост не жаловал. Даже наш командир гарнизона, пан ротмистр бывало говорил:

– Собака его загрызи, этот мост! Сколько сапог сожрал! Чтоб он сгорел!

Так же и нашему начальству в городе от моста тоже были одни хлопоты – надо же было содержать наш гарнизон, кормить нас, поить, завозить нам амуницию, мушкеты, пули, порох. Так же и пану королю, я думаю…

Но мост как стоял здесь с давних, или даже стародавних времён, так и в наши продолжал стоять. Одни говорили, что, возможно, мы только и ждём удобного момента, чтобы по нему пойти на тех, кто затаился на той стороне моста. Или, как говорили другие, это они могут к нам в любую минуту придти, поэтому мы должны всегда быть начеку, чтобы при первой же опасности поднять тревогу, а после всем нашим гарнизоном принимать первый удар на себя и держать оборону, покуда не подоспеет подмога из города.

Когда я в первый раз это услышал, то спросил, а почему бы тогда не сломать этот мост, или сжечь, и тогда они к нам не придут, кругом же вон какое непроходимое болото, любое войско в нём потонет. На что мне ответили, что тут не всё так просто, мост этот особенный, его ломать нельзя, а кто берётся это делать, тому добра не бывает – или сам себе руку отрубит, или бревном его придавит, или что ещё. А если брались мост поджечь, то огонь сразу сбегал на берег и сжигал там всё подряд, а мост оставался целым. Поэтому пускай себе стоит, раз так это ему надо, а мы будет его охранять.

И охраняли. Для этого, как я уже рассказывал, по мосту ходили караульные, и день и ночь, и смотрели, не идёт ли кто с ненашей стороны. Если бы такое вдруг случилось, нужно было остановиться и зычно спросить, кто идёт, потом предупредить «стой, стрелять буду», а потом стрелять. За те десять лет, которые я там служил, стреляли восемь раз, и каждый раз по ошибке. И девять, тоже по ошибке, караульных потерялось. Каждый раз было одно и тоже – пошёл дальше по мосту вперёд и не вернулся. Без следов. Только в последний раз на следующий день нашли в болоте шапку. Пан ротмистр тогда собрал нас на плацу и ещё раз строжайшим образом напомнил, что дальше пятидесяти уставных шагов ни в коем случае ступать нельзя, а кто ступит, того будет судить как дезертира.

А там и вправду было очень просто заблудиться, так как туман всегда стоял очень густой, и чем дальше по мосту, тем гуще. Первых пятьдесят шагов ещё так-сяк, а дальше совсем молоко. Когда, бывало, идёшь от берега вперёд, нет-нет да и подумаешь, что там ведь даже хоть быка поставь, ты всё равно его в тумане не увидишь, пока он в тебя рогами не упрётся. Или ты в него – мушкетом. Потому что это же только тогда, когда возвращаешься к берегу, то держишь мушкет на плече, а когда выступаешь от берега, мушкет всегда наизготовку.

Так и я тогда шёл – наизготовку. И не считал шаги, потому что и так было видно, что ещё шагов пятнадцать оставалось до конца канавки. И вдруг я вижу тень! Впереди, в тумане. Как будто человек стоит. Или мне это только кажется? Я с шага сбился, замер. Тень не исчезала. Конечно, я прекрасно понимал, что, как в уставе сказано, первым делом нужно зычным голосом спросить «кто там?», а после, если промолчит, «стой, стрелять буду», да только, думаю, он же, только я раскрою рот, сразу исчезнет! И я тогда думаю: вон у меня ещё сколько шагов в запасе, подойду ближе, там будет виднее, за ложную тревогу по головке не погладят – и иду. А тень стоит! Как будто человек! Эх, вдруг думаю, сейчас бы только не спугнуть. Зачем я захотел его увидеть, я не знаю, а вот захотел – и всё! И я ещё прошёл, тень стала ещё виднее, уже ясно видно: это человек в высокой шапке, в руке сабля. Сейчас я его, думаю…

И тут он вдруг исчез. Я стою и озираюсь. Жду. Никого нигде не видно. Эх, думаю, дурень я, дурень, это меня Цмок попутал, чудище болотное, пан вахмистр часто о нём рассказывал, предупреждал не поддаваться на его уловки, сколько, говорил, он уже наших погубил – заманит, отберёт мушкет, а самого столкнёт с моста – и поминай как звали. Так что, думаю, я ещё дешево отделался. Развернулся, забросил мушкет за спину и пошёл обратно к берегу. Иду и думаю: сейчас пан вахмистр из укрытия выскочит и заорёт: «Где пропадал?! Ворон на посту считал, собака?!». Так что, думаю, чем я сейчас быстрей дойду, тем мне меньше будет шомполов. И уже не иду, а бегу, приклад по спине колотится…

А берега всё нет и нет! Да что это такое, думаю. Остановился, глянул под ноги… А там нетоптанные доски! Это я в другую сторону бегу! Вот как меня Цмок запутал! Развернулся, побежал обратно. Бегу изо всех сил, задыхаюсь, кричу: «Хлопцы! Н стреляйте! Это я, четвертой роты второго капральства…»

Ну и так далее. Сейчас, думаю, будут кричать в ответ, спросят пароль, я его назову. Остановился, слушаю…

Молчат! Стою, сердце колотится, руки дрожат, сам весь в холодном поту, слушаю. И ничего не слышно! Смотрю под ноги – нетоптанные доски. Как это я мог так далеко забежать? Я же как только увидел тень, прошёл, ну, может, десять, ну, двадцать шагов, потом туда бежал, потом сюда… Нет, думаю, сам я из этой беды не выберусь, надо просить подмоги. Снял мушкет и бахнул вверх! Прислушался, молчат. Ну, я ещё раз зарядил, ещё раз бахнул!..

И опять ни звука. Да неужели, думаю, я так далеко забежал, что они даже мушкет не слышат? Не может того быть! А потом думаю: а если и слышат, что с того? Они же теперь что думают? Что это те, с той стороны, захватили меня в плен, забрали мой мушкет и из него стреляют. Вот они и затаились, изготовились и ждут атаки. А я как дурень стою на мосту и не знаю, что мне дальше делать.

А уже смеркается. Я думаю: если я сейчас, после стрельбы, только из тумана выйду – наши меня сразу застрелят. Тогда я снял шапку, надел на мушкетный ствол, пошёл. Может, думаю, решат, что я парламентёр, повременят стрелять, а я ближе подойду, меня узнают, пан ротмистр велит отставить целиться, я сойду с моста…

Только этому мосту конца не видно. Иду по нему и иду. Остановлюсь, послушаю, дальше иду. Ничего пока не слышно. Заныло под сердцем, остановился, снял шапку с мушкета, опять стрельнул в воздух.

Опять тишина. И, смотрю, уже совсем стемнело. Хотел ещё раз выстрелить, но, думаю, мало ли сколько мне здесь ещё плутать, надо беречь заряды. Да и в нашей роте, думаю, уже сменились с караула, пришли в расположение, пан вахмистр скомандовал отбой, и все легли. Лягу, думаю, и я, будет утро – буду служить дальше. И стал готовиться ко сну. То есть лёг на мост, прямо на голые доски, подложил шапку под голову, закрыл глаза…

А сон не идёт, конечно. Лежу, прислушиваюсь. Тишина, только болото то и дело в разных местах хлюпает. Иногда лягушка где-то квакнет. Ветер в осоке шелестит, и этот шелест прямо в уши лезет. Мост же поставлен низко, может, только локтя на два или чуть больше над болотом, а трава там высокая растёт и кое-где сквозь щели между досок лезет, так что я лежу будто в самом болоте. А ещё туман совсем низко спустился, и он чем дальше, тем меня сильнее пробирает. Стало меня колотить от холода. Свернулся я калачиком, а всё равно не согреться. Лежал, лежал и думаю: может, огонь развести, трут, огниво и кремень со мной, и нож за голенищем, нарежу тонких щепок, подожгу… И сразу сгорел бы, думаю, или просто дымом задохнулся. Мост мне согреться не даст! Мост непростой, заклятый. Так что, думаю, надо терпеть. И лежу, трясусь от холода, сна ни в одном глазу, и вспоминаю того человека, который мне днём в тумане привиделся. Пусть, думаю, он бы теперь явился и сказал, зачем меня заманивал, и если хотел убить, пускай сейчас убьёт, а если нет, тогда пускай отпустит. Пока я мост не поджог! Вместе с мостом, думаю, сгорю, а не сдамся! И подскочил, полез в подсумок, вытащил трут, кресало… а кремень вдруг из пальцев выскользнул и через щель в мосту плюхнулся в болото. Я сижу, смотрю по сторонам и думаю, что у меня есть ещё один кремень, в мушкете, мост думает, что я этот кремень сейчас достану, а он его опять у меня вырвет и в болото сбросит – и я останусь без огня и безоружным! Нет, думаю, я лучше насмерть замерзну, а мушкет не трону. Без мушкета я никто! Да и как мне без мушкета к нашим возвращаться? Я же тогда ещё верил, что скоро вернусь…