Неуязвимых не существует - Николай Басов Страница 67

Я попросил автомат остановиться на шоссе, когда мы не доехали до светящихся в темноте домиков какой-то деревеньки, название которой я даже не помнил, и вылез на грубую, медленно остывающую после весеннего дня ленту шоссе. В округе было тихо и очень спокойно.

Я посмотрел на звезды, они иногда мелькали в просветах между реденькими весенними облаками, подышал свежим ветерком, налетающим с какого-то недалекого пруда. Я не был уверен, что проживу еще хотя бы три часа, но мир от этого не становился печальнее. Поеживаясь, не столько от свежести, сколько от болей, я потащился в лес.

Пешком я шел часа два и преодолел почти одиннадцать километров. В моем состоянии, да еще для ночного леса, это был совсем неплохой результат. Как я ни сканировал окружающую обстановку, всюду было тихо. Складывалось впечатление, что засаду как прием тактики еще не изобрели.

Разумеется, я не верил этому, проверял все по десять, пятнадцать раз, но с неизменным результатом – все чисто. Особенно я постарался, когда из леска, о котором до прошлой ночи даже не подозревал, вышел к сараю. Тут уже было все совсем мертво. А должно было выглядеть, как в муравейнике после того, как на него упал небольшой метеорит.

Как ни бился я, никаких следов противника обнаружить не удалось. Делать было нечего, я вошел в сарай. Разумеется, не просто так, а пробив доски хлипкой стены сзади. И хотя, если они подготовили засаду, ничего это не меняло, так мне было попросту спокойнее.

Трупы Березы, второго солдатика и тело Глобула, а может, и сам сержант, исчезли, байкер стоял на месте. Причем так спокойно, словно пустил тут корни и рос нетронутым последние две тысячи лет. Это даже меня как-то задело – до чего техника живучее слабой человеческой плоти. Сначала я походил вокруг него кругами, мобилизовав все свое схемовиденье. И оказалось, что мины нет. Это уже стало меня раздражать. Я не сомневался, что на самом деле они оставили для меня какую-то ловушку, вот только хотелось, чтобы она была одна и чтобы я ее все-таки просчитал… Но не было ничего, даже следа того, что обычно зовется биогенной наводкой угрозы, в просторечии – биополевым следом ненависти и угрозы.

Потом я решил, что у них тут действительно ничего не стоит, а состояние моей машины они снимают посредством некоторого сигнального маячка, который может быть установлен на одном из столбов сараюшки или на доске двускатной крыши… Насколько мне хватило зрения и мощности моего усилителя, этого тоже не оказалось.

Тогда я стал рассуждать здраво. Может быть, думал я, удар последует, когда я трону байкер? Может, они сделали не механический, а ультрафиолетовый спускатель?.. В общем, я толкнул мою машину, привязав к ней изрядную веревку и выйдя из сарая, но все оказалось отлично… Двухколесная машина рухнула, как стальная с пластмассой лавина, но взрыва не последовало. Уже обрадовавшись, я потащился к ней, когда вдруг почувствовал луч внимания.

Есть такая техническая приспособа, каким-то образом она прослеживает только живые объекты определенной массы. Что-то вроде узконаправленной камеры, которая присоединена к распознавателю объекта, который, в свою очередь, и включает некую технику уничтожения, как правило, тоже дистанционную. Этот луч внимания может работать даже там, где не действует ничто другое, и с потрясающей эффективностью – его не обмануть ни маскхалатом, ни измененной внешностью, ни каким-нибудь странным образом действия, например, «прикинувшись» в биологический скафандр, который сразу для любого постороннего превратит тебя в «тролля».

Я достал бластер и попробовал осмотреться в округе. С моими ранениями это получилось не очень, снова все выглядело спокойно, чисто и пристойно. Но в какой-то момент я вдруг почувствовал, что боль делается острее, когда я оказываюсь в этом не очень понятном мне луче. Поэтому я не рассердился, а вычислил это деревцо, используя раненое плечо, как локатор.

Дерево и было деревом. Высоким, раскидистым, плотным. По всей своей высоте оно звучало, как хороший, живой камертон, да им, собственно, и являлось. Я уже хотел уйти, как вдруг вспомнил, что именно в работе с живыми объектами силен Самойлов. Особенно в так называемой наведенной психографии на живые предметы. Это такая штука, которая создавала полевому образу куста недостающую ветку или превращала в ветку что-то еще, например ствол пулемета, причем очень натурально. Даже Кирлиановы фотографии свидетельствовали, что отсутствующая часть появилась как бы снова.

В общем, я стал подниматься, проверяя чуть не каждое свое движение всеми доступными для меня способами. И оказалось, что на высоте метров семи в дереве очень искусно, так что само дерево об этом еще не догадалось, было устроено дупло. Помолившись, чтобы не погореть на ерунде, я снял кору и в глубине его разглядел небольшую двенадцатимиллиметровую пушку с укороченным снарядным ящиком.

Такие пушки, только снаряженные большим боезапасом, очень широко применялись в московской регулярной армии. Она могла бить квадратами, но если постараться… Я пригляделся, поковырялся в еще не разряженной машинке убийства и обнаружил присобаченный сбоку электронный программер – крохотное устройство, которое в корне меняло поведение орудия. Если я правильно понял программу, первые десять выстрелов пушка должна была сделать в цель, а лишь потом перейти на пальбу квадратами, и могла при этом даже с теми патронами, которые у нее имелись, перепахать изрядный кусок окрестностей.

Заданный образ прицельного огня составлял человек на байкере. Или около байкера. Разница была существенной, я мог просто увезти свою машину, не заводя ее. Поэтому я посидел на дереве, подумал, как распрограммировать и вообще обезвредить эту штуку. А когда понял, что у нее нет никаких установочных мин или ловушек, стало жалко ее бросать.

Пришлось потрудиться, несмотря на потерю крови и постоянные боли в прижаренном плече. Но я спустился, из прихваченной с собой веревки сделал что-то вроде монтажного пояса, чтобы обе руки были свободны, и уже за полночь все сделал в лучшем виде. То есть ночь еще не завершилась, а я летел на своем байкере в город, вновь обретя колеса и кое-что еще.