Как я был пособием - Петр Ингвин Страница 67

Я почему-то обернулся на равнодушно ожидавшего приказов Юлиана, изображавшего статую Давида.

– Разрешите выполнять? – Дождавшись кивка, Добрик унесся вслед за клеткой.

Мы неспешно двинулись вслед за ним. На четвертом ярусе отворились двери, и празднично разодетые слуги, почтительно приседая, отошли в стороны. Донеслись последние слова мгновенно угасшего разговора:

– Вот поэтому…

Все лица обернулись к нам. За длинным столом ужинали четыре человека. Двое от шеи до пят затянуты в красные плащи, капюшоны откинуты, нас внимательно рассматривали лица из-под кольчужных шапочек. Одно лицо строгое, женское, второе – более молодое, мужское, отличавшееся пухлостью и гладкостью щек. Под плащами угадывалось оружие. Сразу вспомнилось какое. Захотелось как-то напроситься, посмотреть, потрогать. Высокотехнологичная для бронзового века катана – как Су-35 среди «Фокке-Вульфов» нацистского люфтваффе. То, что здорово среди равного, в другом случае выглядит стационарным телефоном среди смартфонов.

Вторые два лица были знакомы – Марианна и ее мама. Марианна смотрела отстраненно, словно случайно здесь оказалась. Ее мама – красивая смуглая женщина восточной наружности, из особенностей внешности передавшая дочери только разлет бровей и проникновенный взгляд. Царисса Льна и Тканей. Насколько я был наслышан, это наша нынешняя соседка с севера, чьи территории с запада так же опоясывает Большая вода, а на востоке они граничат с Грибными рощами и сожженной школой Дарьи. Кто у нее на севере – пока неизвестно, так далеко мой интерес еще не распространялся.

Дядя Люсик, знавший протокол лучше меня и Томы, поклонился:

– Приветствуем ваше преосвященство на землях юной царисситы Тамары Варфоломеиной.

Мы с Томой почтительно склонились. То же сделал следивший за нами Юлиан.

– Также рады видеть доблестную цариссу Асю и очаровательную царевну Марьяну, – последовал новый поклон папринция, а за ним и всеобщий наш.

– Доброго здравия и многих вам зим, цариссита, папринций и молодые люди. – Сестрисса приподнялась, и с нею все гости.

Папринций указал Томе на место во главе стола, потом усадил нас и разместился последним. Как по волшебству на столе возникли подносимые угощенья.

Сестрисса – почти пожилая, но по-военному крепкая подтянутая женщина. Выше среднего роста, белолицая и широкоскулая, с развернутыми плечами гусара, она в некотором роде была антиподом цариссы Аси – низкой, плотной, с узким лицом и иссиня-черными волосами, которые выбивались из-под извечного в здешних местах шлема. У цариссы глаза смеялись, у сестриссы – сверлили. Царисса явно хотела нам как-то помочь, сестрисса желала помочь всем, пусть даже за счет сжигания кого-то на костре. От рассматриваемых вариантов этого «кого-то» по спине пробежали мурашки.

Сестрисса не замедлила представить спутника:

– Сестрат Панкратий. Выдающийся человек. Можно сказать, моя правая рука.

Мы с сестратом взаимно раскланялись. Полноватое лицо с цепким взглядом просканировало поочередно Тому, меня и Юлиана на предмет фальшивости, внутренней гнильцы, недобросовестности и опасности. На папринции оно обломилось и вновь юркнуло в скорлупу закрытости и показной улыбчивости.

Бронзовые ножи скребли по тарелкам, поскрипывала восстановленная мебель, благоухала аппетитными ароматами приносимая нескончаемая снедь. Когда в жевании возникла пауза, сестрисса обратилась к хозяйке:

– Как вам здешние земля и люди? Уже осмотрелись на новом месте?

– Нравится, – не стала скрывать Тома, искренне улыбаясь во все тридцать два натертых мелом зуба, ибо других способов чистки здесь не существовало.

– Неплохо бы вам посетить храм.

– Как только, так сразу, – мгновенно согласилась Тома. – В смысле, что при первой же возможности. Сейчас мне здесь еще разбираться и разбираться…

– Понимаю, поэтому не тороплю. Алла-всемилостивейшая, да простит Она нас и примет, умеет ждать, ибо Ее есть наше будущее. Но сильно затягивать не стоит. Духовное выше материального.

– Обещаю. – Тома кивнула.

– А молодые люди имеют в своем сердце Аллу-всесвидетельницу и сокрушительницу, да простит Она нас и примет?

Нас с Юлианом словно на шампуры насадили и поджаривали теперь на горящих углях двух священнических взглядов. Дядя Люсик побелел, прорисовав желваки под бородой, которую сбривать, видимо, больше не собирался. Тома застыла.

– Я отдаю жизнь и мысли Алле-возвысительнице, да простит Она нас и примет, – во всеуслышание продекламировал я вдолбленную в Дарьиной школе молитву возвышения. – Воздаю выше необходимого Алле-всесвидетельнице, творительнице миров и воительнице умов, и наступит время, когда воздастся мне. Как Она создала наш мир, так и я во славу Ей создаю себя. Алле хвала!

Нога под столом достала Юлиана. Он понял и поддержал:

– Алле хвала!

– Чудесно. – Потеряв к нам интерес, сестрисса пододвинула к себе еще одну тарелку с дизайнерским салатом от поваров башни.

Заговорила царисса Ася:

– Уезжая, мы все время думали, чем можем помочь. Переночевав в храме вашей вотчины, мы переговорили с ее преосвященством и решили вернуться, поскольку сестрисса Устинья предложила придать твоему положению, Тома, больше определенности, ибо до встречи с Верховной царицей, когда все решится окончательно, еще далеко.

– Можешь сейчас пройти со мной? – осведомилась у Томы сестрисса Устинья.

Она поднялась первой. Вон оно как, даже в присутствии хозяйки башни распространители «опиума для народа» могут позволить себе действовать по собственному разумению. По всем известным мне канонам подняться из-за стола можно только с разрешения хозяев или после них. Выходит, сестрисса по положению выше цариссы? Учтем.

Пожелав всем красивых снов, Марианна с мамой отправились в свою комнату этажом ниже, Тома пошла еще ниже вместе с красными плащами. Дядя Люсик, облегченно вздохнув, помахал нам рукой и скрылся в своих близлежащих хоромах. Юлиан направил стопы по лестнице вверх.

– Добрик, на пару слов! – окликнул я взмыленного слугу, мчавшегося мимо нас по своим делам.

Отныне все дела в вотчине в некотором роде и мои.

– Слушаю, – замер передо мной тщательно выглаженный, уложенный, нарядный столбик.

Как только умудряется при таком темпе еще о внешнем виде заботиться. Хотя… Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей, сказало однажды наше все. То ли я не дорос, то ли я по жизни лентяй и неряха, но у меня как-то не получается. Делаю первое за счет второго. Неудивительно, что люди, которые умели сочетать, вызывали отторжение. Между тем, встречают по одежке и провожают тоже по ней, чем бы ни крыли сей факт озлобленные на мир непонятые гении-одиночки. Мораль проста: если умный, подумай, существуют ли любители общения с вонючками и замухрышками. Ответ покажет дорогу в завтра.